А сейчас она лежала на диване в гостиной. Была середина декабря. Усталость только усугубилась, несмотря на то что она проспала два часа. Трещал огонь, шторы были наполовину опущены. Птицы молчали под своим покрывалом.
Она заметила, что снаружи стало темно. Это было одно из самых неприятных в жизни в одиночестве теперь, в самом конце года, – темнота наступала рано и держалась до позднего утра, делая дни короткими, а ночи – бесконечными.
Но всего на секунду, когда она согрелась под одеялом, ей стало хорошо и как-то странно радостно. Комната как будто бы держала ее в теплых объятиях, и тепло облегчило артрит в ее коленях. А приятнее всего было чувство, которое приходило и уходило всегда так неожиданно. Будто Гарри был в комнате, с ней. Подождав секунду, она произнесла его имя вслух – тихо, неуверенно, испугавшись звука собственного голоса.
– Гарри?
Она ничего не услышала, но знала, что он ей ответил. Она протянула руку.
– Ох, Гарри, милый, это тяжело, это так тяжело. Я знаю, что ты счастлив и тебе больше не больно, и я очень этому рада, конечно же, рада, но только я очень сильно скучаю по тебе. Я и не думала, что мне придется так тяжело. Ты же не уйдешь от меня насовсем, правда? До тех пор, пока я знаю, что ты тут, со мной, вот так, у меня получается справляться.
Ей хотелось, чтобы он сел на стул напротив нее, чтобы она могла увидеть его, а не просто чувствовать его присутствие, чтобы он мог показать ей, что с ним все хорошо и он не изменился.
– Я хочу видеть тебя, Гарри.
Внезапно пламя вспыхнуло, и на секунду огонь стал синим. Она затаила дыхание, полная желания и мольбы.
Он был здесь.
– Я хочу видеть тебя, – громко взвыла она, и внезапная холодная уверенность в том, что этого не будет, и разочарование от этого, стали такими же горькими и острыми, как и в самом начале.
Стук в заднюю дверь испугал ее, но потом она услышала, как ее зовет Полин Мосс, и начала с трудом подниматься с дивана.
– Я в порядке. Я здесь.
Полин была хорошей соседкой, хорошим другом, но иногда ее присутствие было совсем не необходимо. Бывали дни, когда Айрис думала, что предпочла бы больше не видеться и не разговаривать ни с одной живой душой.
– Я сделала булочки в глазури. Мне поставить чайник?
Айрис Чатер вытерла глаза и водрузила на место свои очки, зажгла лампу. Ну что же, ей очень повезло, так она подумала. Как же живется тем, у кого нет соседей, которые за ними присматривали бы и могли разделить с ними чашечку чая?
– Здравствуй, дорогая, – ой, я тебя не разбудила? Я прошу прощения.
– Нет, нет, я просто прилегла и задумалась. Самое время мне было встряхнуться. – Она прошла за Полин на кухню. – Ты молодец.
Поднос был накрыт, тарелка с теплыми булочками в глазури стояла на плите.
– Нет, я – эгоистка. Мне просто очень хотелось этих булочек, и ты дала мне повод. Я теперь никогда не сброшу лишний вес, учитывая, что Рождество на носу. Я уже достала свою форму для пирога, пока делала булочки. Не хочешь походить со мной по магазинам в субботу, когда я буду выбирать фрукты?
Рождество. Айрис посмотрела на вышитые люпины на салфетке, накрывавшей поднос. Рождество. Это слово не значило ничего. Она не хотела ни думать о нем, ни вспоминать, даже пытаться.
Полин подняла поднос.
– Ты принесешь чайник?
Она встала, и боль раскаленными до бела вертелами пронзила ее колени с такой силой, что ей пришлось ухватиться за край стола, пытаясь выровнять дыхание. Полин внимательно на нее взглянула, но ничего не сказала и молчала до тех пор, пока они не устроились напротив огня и булочки в глазури не были съедены, а они пили уже по второй чашке чая.
