Пока я проводил все свое время в кабинете 442, мир снаружи казался все более странным. Порой наше с ней пребывание в лаборатории напоминало заблаговременный переезд в бункер в преддверии ядерного апокалипсиса. И когда я получил от Тома сообщение с вопросом, кого я пригласил на бал, я долго моргал (освещение в лаборатории было тусклым), пытаясь убедить себя, что вообще-то никакой радиации нет и я могу выйти наружу.
Но пары у меня не было, и я решил, что не буду никого искать. При мысли о вечеринках мне представлялся какой-то другой Шеррингфорд: такой, где вечер с девушкой моей мечты означал диско-шары и дерьмовую музыку, а не бунзеновские горелки и пятна крови. Где появиться в толпе одноклассников не будет сущей пыткой. Забыть о том, что я главный подозреваемый в убийстве, у меня не было шансов, ведь даже незнакомые мне люди обрывали разговор, когда я входил в класс. Комната Добсона по-прежнему была оклеена желтой полицейской лентой. Его бывший сосед Рэндалл все еще пытался подставить мне подножку в коридоре. Учителя обращались со мной либо как с хрустальной вазой, либо как с пустым местом, за исключением разве что тихони мистера Уитли, преподавателя литературного мастерства: он отвел меня в сторонку и сказал, что всегда готов выслушать, если надо. Я поблагодарил его, но всерьез не воспринял. Он просто предложил помощь как порядочный человек. Хотя, конечно, было приятно, что кто-то здравомыслящий видит, что со мной происходит.
А я, по правде говоря, был в ужасе. Боялся, что просто могу уснуть и не проснуться. Кто-то охотился за нами с Холмс, и мы понятия не имели, кто это. Точнее, я понятия не имел. У меня было щемящее чувство, что Холмс что-то знает, но она продолжала молчать как партизан.
– Я отказываюсь строить гипотезы при недостатке фактов – таков был ее ответ.
– Ну, так давай раздобудем факты, – сказал я. – С чего начнем?
Она занесла смычок над скрипкой и задумалась.
– Медпункт, – проговорила она наконец.
Если Добсона действительно отравили мышьяком, нужно узнать, обращался ли он перед смертью к врачу. Сначала эта идея меня удивила. Она ведь и так подтвердила наличие яда своими экспериментами, что здесь еще доказывать? Мы уже знали ответ.
Но чем больше я об этом думал, тем лучше понимал ход ее мыслей. Детектив Шепард полностью отмел идеи Холмс о том, что нас хотят подставить. Каждый раз, покидая научный корпус, я видел полицейских в штатском возле входной двери. Однажды я даже застукал одного из них возле моей комнаты, он копался в нашем мусорном ведре. Ну а Холмс рассказала, как утром проснулась и увидела на лестнице снаружи группу людей, которые заглядывали в ее окно. Она никак это не прокомментировала, но я знал, что ей не по себе. По ее рассказам, а также по регулярным звонкам от ее связной из Скотленд-Ярда, я понял, что Холмс не привыкла работать вне рамок закона. И хотя она не говорила этого вслух, я видел, как она пытается направить наши отношения с полицией в правильное русло. Если школьная медсестра подтвердит наши подозрения, это будет неплохое начало.
– Ты ей нравишься, – сухо сказала Холмс по дороге в медпункт.
Это была мелкая пристройка к Харрис-холлу, с парой коек и диспансером. Каждый раз, когда я там появлялся (ссадины на руках, сломанный нос), меня принимала одна и та же медсестра. И мне казалось, что наше с ней общение было сугубо деловым.
