Стерпится-слюбится… Зачем обманывать себя? И не стерпится и не слюбится. Никогда. Скрыть такое невозможно. Что дальше? Ревность, злость, жизнь в ошейнике, на поводке. Зачем ему это? Конечно, порыв благородный насчёт якобы сына, но не слишком ли тяжёлую ношу он собирается на себя взвалить?
«Дело чести»… Господи, сколько лет он он по краю пропасти ходил: и телефон постоянно прослушивался, и за границу ни-ни, привод за приводом в компетентные органы. Мордовия с её лагерями так просто обрыдалась по нему. Но балансировал как-то, уходил от беды. И что же? Один только раз гордость взыграла, а загубила дело всей его жизни?
А может, и вправду, как только пенсия подоспеет, не спешить уходить с работы, ну а выпрут – в сторожа или дворники податься? Появятся денежки, устроится худо-бедно личная жизнь. Или опять дело чести? Ничего ведь не осталось больше, кроме неё, за душой. Разве что та девчонка, которая захаживает иногда к нему, в глазки заглядывает?
Игорь открыл злополучный файл в компьютере и скривился, как от зубной боли. «Эва»… Сколько раз уже он подступался к этому замыслу и с побитым видом, как шелудивый пёс, прочь уползал? Ну кто сейчас станет читать «роман в письмах»? «Убитый» жанр. Да и потом, Бальзак ещё куда ни шло, а вот любовь всей жизни именитого Оноре, польскую аристократку Эвелину Ганскую, кто-нибудь знает, помнит сейчас?
Студентку филологического факультета МГУ посылают на год по обмену во Францию, аж в саму Сорбонну. Она на седьмом небе от счастья, так хочется им поделиться, но с кем? Конечно, с любимым, пусть практически никому не известным, «кропателем-сетевиком». Так появляется Эва (ник). Кстати, у Ганской тоже вначале был никнейм – Чужестранка.
Разумеется, никто такую вещь не издаст, кроме, разве что, всё в том же благословенном Квебеке, и даже на литературных порталах читать не станут. Но как бы то ни было, выход, пусть временный, найден. Боженька, спасибо тебе!
СТАРУШКА
Шутка
Шёл я утром
Босиком,
Вдруг старушка
За углом.
По башке мне топором,
И бормочет:
«Он, не он?
Нет, опять не Родион!»
* * *
Париж
Я долго думала, повторить ли мне первую попытку. Не скрою, было очень обидно, что она закончилась неудачей. Мой восторг, признания – всё оказалось безжалостно перечёркнуто предельно вежливым, быстрым и точным ответом, который, однако, не оставлял никаких надежд на продолжение нашей переписки.
Действительно, кто я? Уж понятно – не ясновельможная польская пани, сказочно богатая, невероятно красивая. Что вообще во мне может представлять для вас интерес? Ни жизненного опыта, ни эрудиции, ни, уж тем более, женской привлекательности. Обыкновенная начинающая «филологиня». Но ваш рассказ… Последний. И в самом деле последний? Сколько времени вы уже ничего не публиковали? Полгода? Или я что-нибудь пропустила?
Боюсь показаться навязчивой, но хочу задать вопрос, который вам и без меня сотни раз уже задавали: «Фанатка» – выдумка или в ней описаны действительные события? Смущает вообще ваша манера письма: «всё на продажу» (я даже специально пересмотрела фильм Анджея Вайды с таким названием) – предельная документальность и даже автобиографичность, где только возможно, но здесь вы определённо себя превзошли.
Реакция соответственная. Вас вообще не балуют, за ваш, вроде бы несносный характер, но никогда я не встречала в комментариях на ваши произведения столько яда. Собственно, чему удивляться? Вы вдруг предстали во всей наготе, зрелище получилось не из приятных. Не понимаю, как вы могли на такое решиться? Раньше вы были общепризнанным кумиром женщин, не боитесь, что растеряли сейчас половину своих поклонниц?
