Ева, верни ребро! - страница 15



Речка, доверчиво прильнувшая к жилью, вдруг метнулась к близкому лесу, петляя, как заяц. Словно испугалась канавы от свинарника.

Горизонт не затерт домами. И в этом круге, который очерчивается взглядом, Виктор совсем один. Как в последнем троллейбусе.

Людей вокруг так много. Где же ты?

Виктор выходит на улицу и по узкой тропинке в глубоком снегу подходит к речке.

Скользкие кладки. Виктор взялся за перила и остановился. Между белыми берегами черная стремительная вода. Кажется, что она дымится не от мороза, а от стремительности, с которой соприкасается с берегами и дном.

Поверхность воды в мгновенных складках-морщинах. Кажется шероховатой на взгляд. Словно кора старой вербы напротив. Отражая друг друга, они множат эти складки-морщины, не вспоминая о первенстве, забываясь в этой работе, как в любви.

Черный камень на дне. Белый гребень мелькает над ним, как гусиное перо на нитке. Хочется связать эту белизну с чернотой камня и, упрощая, понять и объяснить.

Прозрачные кружочки льда на сваях. Они похожи на толстых негритянок в балетных пачках. С берегов лед уже в палец. Попалась, строптивица. Скоро попрощаешься с небом и солнцем. Ухаживать за женщиной нужно учиться у мороза. Начинает с тоненького прозрачного ледка. Но что было украшением, становится кандалами. Но, впрочем, и у него трудности: здесь на перекате вода никогда не замерзает.

Виктор проходит по кладкам, ощущая привычное волнение от этой стремительной, черной воды под ногами. Вот и любимое местечко, где особенно хорошо посиживать летом с удочкой в руках в тени старой вербы. Теперь все голо и открыто. Виктор присаживается на поваленный и полусгнивший ствол.

Просто смотрит на воду, на вербу у водопада. Она тоже в белом. Легко пошевеливается, понемногу роняя иней, словно осторожно уходя от холодной и небезопасной ласки.

Не надо себя насиловать. Просто смотри, впитывай, не торопи слова. Они сами поднимутся из глубины, как эти пузырьки воздуха, увлеченные водой.

Просто смотри, просто живи. И это тоже непросто.

Виктор слепил снежок, бросил в реку. Медленно темнея, снежный ком кружится в водовороте. Река словно медлит, не торопясь признавать родные капельки в красивых и юных снежинках. Но вот торопливое родственное объятье – и растворение, и гибель…

Переход к воде неизбежен.

И стоит ли тратиться на неповторимость, особенность, красоту – на все то, что, ограничивая и сдерживая, делает нас хрупкими и прекрасными?

Природа тратится. Ты – тоже природа.

Сердито шумит водопад. Недоволен бездарной жизнью реки. Водопад – талант, протест против обыденности и лени.

Черные сваи словно впитывают в себя темноту воды. Им терять нечего, черны бесповоротно. Но возвращают воде детскую белизну и пузырчатую радость…

Виктор резко выпрямился. Закружилась голова. Схватился за ветку. Она хрустнула и упала в воду. Медлит у берега – плыть-не-плыть? Верба встревожено осыпает иней. Так кудахчет курица, когда цыпленка берут в руки.

Как ломали в детстве и вербу, и ольху, и черемуху. Чтобы сделать свисток или рогатку, рубили деревце, высекали куст. А сколько переводили на шалаши…

Струя подхватила сломанную ветку и выносит на середину.

Галинка – веточка по-белорусски.

Борозда самолета разбухла и разделила небо на две части. Солнце уже в правой.

Виктор закрыл глаза. Еще громче водопад. Единственный и полномочный представитель тишины. Собрал все звуки, но в тех дозах, которые лечат, а не убивают.