Евангелие от Афрания - страница 22
Начать с того, что из этого текста, вообще-то говоря, не следует, что Иисус имел в виду именно Иуду – это пусть и ретроспективно логичные, но все-таки домыслы. При этом, если допустить, что интерпретация Иоанна верна, возникает серьезный теологический казус: в Священное Писание оказывается впрямую введена вполне языческая идея фатальной предопределенности человеческих поступков, что вроде бы абсолютно несовместимо со всей философией христианства. Итак, пусть воспроизводимое Иоанном высказывание действительно имело место, и при этом мы допускаем, что оно относилось именно к Иуде. Из всего этого, однако, вовсе не следует, что речь в нем идет о грядущем предательстве, а не о каком-то ином – причем уже свершившемся на тот момент – поступке этого персонажа.
Кстати, а при каких обстоятельствах умер Иуда? Общепринятой стала версия Матфея – «пошел и удавился» (Мф 27:5). Между тем, в «Деяниях Апостолов» сказано нечто совершенно иное: «расселось чрево его, и вывалились все внутренности», и причем эта история была известна всему Иерусалиму (Деян 1:18-19). Фаррар, правда, считает, что «эти версии не слишком противоречат друг другу», и даже изобретает некий гибрид: у повесившегося Иуды обрывается веревка, он шлепается с высоты на землю, брюхо лопается… Правдоподобие такой конструкции, по-моему, в комментариях не нуждается[14].
Да и вообще, самоубийство на почве раскаяния, после всех Иудиных подвигов во время ареста Учителя, психологически совершенно неубедительно. Такое действительно случается с людьми, которые совершили предательство, уступив насилию или шантажу; Иуда же действовал по собственной инициативе, вполне обдуманно и хладнокровно. Можно, конечно, принять каноническую версию, что в момент предательства его «обуял бес», а потом наваждение прошло, однако такие «объяснения» давайте все-таки прибережем на совсем уж крайний случай.
Но наиболее загадочна все же сцена ареста Христа в Гефсиманском саду. То есть здесь количество несообразностей (если придерживаться канонической версии) становится не то чтобы большим – эпизод просто состоит из них весь, без остатка. Позволю себе опять предоставить слово Домбровскому:
«– Во всей этой истории кроется какая-то огромная путаница. Ведь Христос-то не скрывался, а выступал публично. Его и без Иуды прекрасно могли схватить каждый день. “Зачем эти мечи и дреколья, – сказал он при аресте, – каждый день вы видели меня, и я проповедовал вам. Что ж тогда вы меня не взяли?„
– Логично, – улыбнулся Суровцев [офицер НКВД – К. Е.]. – То есть, конечно, логично только для Христа. Арестованные часто спрашивают об этом. Им невдомек, что бывают еще оперативные соображения».
Вот это-то как раз и будет предметом наших рассуждений – что же это были за «оперативные соображения»? Итак, сформулируем вопросы.
1. Арест Христа в любой момент можно было осуществить днем на улицах Иерусалима; количество его сторонников было весьма невелико, и воспрепятствовать храмовой страже они, конечно, не могли. Напомню, что с арестом несравненно более популярного Иоанна Крестителя никаких особых проблем у властей не возникло. Зачем же было вечером выпускать галилеян из города в лесистые окрестности Иерусалима, где контролировать их передвижения и при дневном-то свете было бы непросто? Иными словами: что именно выигрывали иудейские власти, неимоверно усложняя процедуру ареста и перенося его на глубокую ночь, в глухое уединенное место?