Фёдор Михалыч находился к этому моменту в состоянии лихорадочного возбуждения и, одновременно, какого-то зачарованного паралича. Хоровод разнообразнейших чувств кружился, побуждая то бежать из этого безумного места без оглядки, то напротив – внимательнейшим образом вслушиваться в речь Юриса. Тело безвольно топталось на месте. Мысли же роились и прыгали в самые непредсказуемые стороны. В ту минуту, когда хвостатый прервал свой монолог, Феде удалось как-то осознать эту столь ранее незнакомую разобщенность внутренних членов и сделать отчаянную попытку собраться, да вот поймав пронзающий взгляд Наины Карловны, всё вновь рассыпалось.
– Не стал палачом и Жорж, хотя намерение у него было наисерьезнейшее – появление Фулканелли ли тому причиной или этому помешали бы другие обстоятельства – сие неведомо, – Наина, всматриваясь внимательно куда-то сквозь Фёдора, медленно, по слогам произнесла:
– А вот в твоей судьбе, голубчик, этот эксперимент, похоже, найдет свое завершение и решение!
Юрис, впрочем, успел вмешаться и предотвратить очередной шок:
– Бро, не слушай эту дуру юродивую!
– Что ты там мелешь, гадёныш?, – взорвалась Карловна и схватила парня за грудки.
Наш герой почувствовал себя обязанным предотвратить намечающееся рукоприкладство:
– Постойте! Вы тут все рассказываете такие вещи, в которые невозможно поверить. Неужели это действительно столь легендарный человек. Ни он, ни вы ничего не выдумываете?
Юрис и Наина мгновенно расцепились и, как ни в чем не бывало одновременно одарили Дядю Фёдора сияющими улыбками.
– Весь мир – вымысел. Один вымысел губителен, другой исцеляет…
– Но, Жоржу тогда должно быть около девяноста лет? А выглядит он никак не старше семидесяти. Он действительно родился в 1930 году?
– Может быть и намного раньше. Можешь ли ты представить курьез о том, кто родился, но не умрет – это как-то представимо, а случай про того, кто не рождался, но должен умереть – та же бесконечная жизнь.
На этих словах Фёдор Михалыч смекнул, что ему зубы заговаривают.
– Вы хотите сказать, что он никогда не рождался?
– Эк ты хватил! – усмехнулся хвостатый парень, – Ну, не то, чтобы никогда, но вот копыта отбросить никак не может, а пора бы.
– Давно пора, – подхватила Наина, – последние пару столетий он уже совершенно невыносим.
– А, вот как!, – Фёдор вдруг расслабился, всё более убеждаясь, что его разыгрывают, – Как в фильме «Формула любви»: «Про тысячу лет не знаю, но те 300, что я возле него, он ничуть не изменился».
– Нет, голубчик, – Наина стала серьезной, – Я как раз тысяча девятьсот пятьдесят третьего года – родилась двумя месяцами позже тех событий, о которых давеча шла речь.
– А я и вовсе юн еще, родился в тысяча девятьсот восьмидесятом, – подмигнул Юрис.
Атмосфера смягчилась, Фёдор тоже смог улыбнуться:
– А я семьдесят первого года.
– Ну, вот, а Жорж примерно третьего или пятого.
– Час от часу не легче? Ему как Фулканелли нынче сто тринадцать или даже сто пятнадцать?
– Ну кто же такими цифрами оперирует. Ты остроумно вспомнил «Формулу любви» про Калиостро. Помнишь, веселый доктор рассказывал, что писарь в деревне ставил только год рождения, вот и живут в деревне Иванов – 2 года от Рождества Христова, Петров – 4 года, так вот и наш Жорж.
– Вы серьезно?
– Дружище, ты же сам назвал Жоржа легендарным человеком, вот тебе и легенда! А Карловна, конечно, любит брехать.
– Что значит – брехать?, – вновь наехала на молодого человека Наина.
