-Да, сестра, так, наверное, лучше будет. Я не имею в виду живот, говоря лучше. Это уже не исправишь. Я о другом. Извелась я, Елисавета, спать не могу. Как закрою глаза, так и разговариваю с мамой до самого утра.
-И плачешь всю ночь. Думаешь, я не слышу? – тихо сказала Елисавета, – хорошо – Захарий спит, как дохлый осёл, а то бы полез со своими глупыми расспросами.
-Я бы поехала, только, как вот ты без моей помощи справишься?– спросила Мария.
-Ой, Мария! Да что я? И предстоящие роды, и Иоанн проклятый, из головы не выходящий, и ложь Захарию – всё, всё у меня ушло – все мысли, все страхи. За тебя теперь боюсь. Как представлю, что может случиться с тобой, так глаз ночью сомкнуть не могу.
Тут Елисавета спохватилась, увидев полные страха глаза Марии.
-Да не слушай ты меня, дуру старую. Обойдётся всё у тебя, и за меня не переживай, справлюсь, не волнуйся. И вот что, Мария, если по дороге вдруг хлынет из тебя – сразу правьте в ближайшее селение, к ближайшей знахарке.
-А что, это может случиться? – спросила Мария.
-Может. У любой беременной может случиться и я молю бога, чтобы это случилось с тобой. Не бойся, не смертельно: срок ещё маленький. Но к знахарке обратиться всё равно надо, поняла?
Через день Мария с Нагеем собрались в дорогу. Перед тем, как им отправиться, Захарий обнял Марию.
-Спасибо тебе, – сказал он, – не знаю, что бы мы без тебя делали. Бог вознаградит тебя, Мария, за твоё доброе сердце.
Затем настала очередь Елисаветы.
-Помяни меня добрым словом, сестрица, если я умру при родах,– шепнула она Марии, – и прости, если что не так.
-Что ты, Елисавета, что ты! – испугалась Мария. – Всё будет хорошо. По крайней мере – у тебя.
Вернувшись обратно через несколько, дней Нагей сообщил, что доставил Марию в целости и сохранности, а ночью у Елисаветы начались схватки.
У перепуганного Захария тряслись руки, отчего он никак не мог одеться. Ошалевший от громких стонов жены он выскочил на улицу и, вместо того, чтобы побежать к дому бабки Нехушты, побежал в другую сторону. Опомнившись, он развернулся и, наконец, найдя в темноте нужный дом, забарабанил в дверь.
-Кто ещё там? – недовольно прошамкала Нехушта.
-Это я Захарий…Елисавета…началось…
– Понятно. Иди домой, я сейчас приду. Да поставь греться воду,– ответила бабка, и Захарий припустил домой.
Разведя очаг, он рысцой сбегал к колодцу и, когда Нехушта пришла, у него всё было готово.
-Да не суетись ты, – отругала она Захария, который метался то к Елисавете, то к очагу, – сходи к Руфине – пусть придёт помочь мне, а то от тебя толку, как от козла молока.
Вдвоём с пришедшей соседкой они колдовали над кричащей Елисаветой, а Захарий забился в угол. Время шло, Елисавета кричала, и Захарий просто одурел и от этого крика, и от своей беспомощности.
-Надо было Елкану пригласить, – думал он, – эта Нехушта только ворчать может. Копается как курица в навозе, да за это время уже десятерых можно было принять.
…– Тужься, тужься. Ну, ещё, ещё. Молодец, давай, милая, – кудахтала Нехушта и, наконец, приняла на руки неподвижного ребёнка.
Уложив его на стол, она прочистила ему рот и нос и стала вдыхать в рот воздух. Ребёнок не шевелился. Тогда бабка подняла его за ноги головой вниз и стала хлопать ладонью по спине. Ребёнок вдруг громко заплакал.
-Ну, наконец-то, – проговорила она радостным тоном, – а то я уже испугалась: думала – захлебнулся.
