Гурджиев говорил: «Каждую минуту, каждый миг человек говорит и думает „я“. И всякий раз его „я“ – иное. Только что оно было мыслью, а теперь стало желанием, ощущением, другой мыслью и т. д., до бесконечности… Имя человеку легион.
Чередование этих „я“, их постоянная и явная борьба за первенство, контролируется случайными внешними воздействиями. Тепло, солнечный свет, ясная погода немедленно вызывают целый ряд этих „я“. Холод, туман, дождь вызывают другой ряд „я“, другие ассоциации, другие чувства, другие действия. В человеке ничто не способно контролировать смену этих „я“ и, главным образом, потому что человек не замечает или не знает об их переменчивости: он всегда живет в своем последнем „я“. Некоторые „я“, конечно, сильнее других. Но это не их собственная сознательная сила; они создаются силой обстоятельств или посредством внешних механических стимулов. Образование, подражание, чтение, гипноз религий, каст и традиций или обманчивый блеск новых лозунгов создают очень сильные „я“ в человеческой личности, которые управляют целым рядом других, более слабых „я“… Все „я“, составляющие человеческую личность, имеют одно и то же происхождение…Они являются продуктом внешних воздействий, приводятся в движение и контролируются новыми внешними воздействиями».[120]
Более того, как говорит Р. А. Варгезе, «идея о том, что человеческое „я“ (если оно существует) может быть расположено в головном мозге, выдает то состояние концептуального замешательства, в котором исследователь надеется найти „время“, разобрав будильник на составные части».[121] Мозг – это не разум, но лишь символ разума, подобно тому, как часы символизируют время.
В этой связи актуальной проблемой является выявление соотношения не только между «Я» и объектом, но и между понятиями «Я» и «Другое Я». Процесс объектирования субъекта был небезынтересно описан Р. Авенариусом в книге «Человеческое понятие о мире»: «Я со всеми моими мыслями и чувствами находился посреди некоторой обстановки. Эта среда была составлена из разнообразных составных частей, находившихся между собою в разнообразных отношениях зависимости. К среде относились также другие люди с их разнообразными высказываниями, и то, что они говорили, большей частью снова находилось в некотором отношении зависимости к среде. Вообще, другие люди говорили и действовали вообще так, как и я. Они отвечали на мои вопросы, как и я на их вопросы; они отыскивали разные составные части среды или избегали их, изменяли их или же старались сохранить их неизменными, и что они делали или чего избегали, они обозначали словами и объясняли свои основания и намерения относительно дела и неделания. Все это они делали, как и я сам: и таким образом я думал не иначе, как что другие люди такие же существа, как и я сам – и я сам такое же существо, как и они».[122]
Современный исследователь А. С. Корчак отмечает следующие формальные признаки соотношения понятий «Я» и «Другое Я»:
• в обоих понятиях главным и формальным и содержательным моментом является «Я»;
• характеристики понятия «Я», безотносительные к его инаковости и отвлеченные от динамики отношения, действительны как для понятия «Я», так и для понятия «Другого»;
• признаки, связанные с инаковостью «Я» следует рассматривать только в контексте динамического отношения с тем «Я», для которого «Другое Я» является как Другое (Иное).
