Евреи в годы великих испытаний - страница 28

Сталинским руководством и его дипломатией допускались грубейшие просчеты при оценке возможного развития событий на международной арене. Сталин считал, что Гитлер, учитывая исторический опыт, не пойдет на военное столкновение с Советским Союзом при наличии второго фронта с Англией на Западе.

Видимо, не случайно в издательствах Москвы именно в это время были опубликованы «Мысли и воспоминания» Бисмарка, а также книга А. Коленкура о провале похода Наполеона, в надежде, что Адольф Гитлер примет во внимание опыт своих предшественников. Советское правительство было готово на все, лишь бы отсрочить нападение фашистской Германии на СССР. Поэтому советская дипломатия, демонстрируя лояльность и дружелюбие к фашистской Германии, старательно избегала всего, что могло бы свидетельствовать о нормализации советско-английских отношений.

Сразу после окончания советско-финской войны, 18 марта 1940 г., полпреду СССР в Лондоне И.М. Майскому было заявлено в «Форин офис», что теперь открывается возможность для улучшения англо-советских отношений. Однако позитивной реакции Кремля не последовало. В качестве нового посла Лондон направил в Москву в июне видного деятеля лейбористской партии Великобритании Стаффорда Криппса.

Лишь в начале июля ему удалось встретиться со Сталиным и передать ему личное послание У. Черчилля, в котором излагались предложения английского правительства:

– английское правительство убеждено, что Германия стремится к господству в Европе и хочет поглотить все европейские страны. Это представляет опасность как для Советского Союза, так и для Англии. Поэтому обе страны должны прийти к согласию по поводу проведения общей линии самозащиты от Германии;

– независимо от этого Англия желала бы развивать торговые отношения с СССР при условии, что английские товары не будут перепродаваться Германии.

В английских предложениях подчеркивалась особая роль и заинтересованность Советского Союза на Балканах и в Черноморских проливах.

Вместо того чтобы начать диалог по этим предложениям, которые выражали существенный отход правительства Черчилля от мюнхенской антисоветской политики Чемберлена, Сталин с порога отверг их. Криппсу было заявлено, что он, Сталин, «хорошо знаком с несколькими руководящими государственными деятелями Германии» и «не заметил у них никакого стремления к поглощению европейских государств»[23]. Более того, демонстрируя свою лояльность Гитлеру, Сталин поспешил через Шуленбурга 13 июля довести текст английских предложений до сведения Берлина. Точка была поставлена 22 мая. В этот день ТАСС опубликовал сообщение, где говорилось, что из-за враждебной позиции английского правительства в отношении СССР удовлетворительное развитие переговоров по торгово-экономическим вопросам невозможно[24].

Можно во многом согласиться с оценкой политики Кремля в тот период, данной впоследствии У. Черчиллем. «Нужно отдать справедливость Сталину, – пишет он. – Он всеми силами старался лояльно и верно сотрудничать с Гитлером… И он, и Молотов исправно посылали свои поздравления с каждой германской победой. Они направляли в Германию бесконечным потоком продовольствие и важнейшее сырье… Они были готовы в любой момент достигнуть мирного урегулирования с нацистской Германией по многим важным нерешенным вопросам… Они были исполнены решимости любыми средствами выиграть время и не намеревались основывать русские интересы и стремления исключительно на победе Германии. Две великие тоталитарные империи, не знающие сдерживающих моментов морального свойства, стояли друг против друга… Сталин все больше стал осознавать угрожавшую ему опасность и все больше старался выиграть время. Тем не менее весьма знаменательно, какими преимуществами он жертвовал и на какой риск шел ради того, чтобы сохранить дружественные отношения с нацистской Германией. Еще более удивительными были те просчеты и то неведение, которое он проявил относительно ожидавшей его судьбы»