Необходимо отметить, что идея о необходимости энергичных действий по модернизации европейского интеграционного проекта через его дальнейшее углубление набирала обороты в брюссельских кабинетах задолго до прихода Д. Трампа в Белый дом и до референдума по «брекзиту». Глубокие разногласия между США и ЕС проявились в 2003 г. из-за интервенции в Ирак. В годы президентства Б. Обамы, прошедшие под знаком «разворота к Азии», с новой силой обозначился отход Вашингтона от традиционных представлений о ведущем месте Европы в системе его приоритетов. При Обаме, а не Трампе завязла в американском конгрессе ратификация соглашения о транстихоокеанском партнерстве. При нем же так и не смогли далеко продвинуться переговоры о заключении партнерства трансатлантического. Уже осенью 2014 г. предвыборная программа Ж.-К. Юнкера в ходе его борьбы за пост президента Еврокомиссии включала пункт о создании «европейской армии». И все же понадобилась шоковая терапия избрания Трампа и «брекзит», чтобы идея с подоплекой Соединенных Штатов Европы (выражение слишком «токсичное» для употребления в официальном дискурсе ЕС) без обиняков вышла на свет и в виде тезиса о дальнейшей консолидации организации и солидарности его стран-членов стала усиленно продвигаться, в том числе с помощью принципа «многоскоростной Европы».
Саморефлексия Евросоюза на нынешнем этапе вплетена в дискуссии о судьбах «либерального международного порядка», или по-другому – о перспективах сохранения за коллективным Западом руководящих позиций в глобальном управлении. Изоляционистские ноты в политике США после избрания Д. Трампа, укрепление позиций Китая в качестве альтернативного центра мирового влияния, внутренние проблемы ЕС и «брекзит» являются столь убедительными свидетельствами фундаментальных изменений в международных отношениях, что последние получают повсеместное признание, в том числе на ведущих западных экспертных площадках либерального толка. Так, в докладе британской организации «Уилтон-парк» «Будущее либерального мирового порядка: тренды и вызовы до 2030 г.» говорится: «Внутренняя поляризация и относительное снижение влияния означают, что домашняя повестка дня ограничивает свободу действий США на мировой арене и они теряют влияние. Президент Трамп – продолжение, а не источник этого тренда»[6].
У ЕС уже был шанс перехватить у США лидерство в рамках коллективного Запада в первой половине 2000-х гг. Об этом тогда свидетельствовали фрондерские настроения в Париже и Берлине и достаточно проработанная идейная база первенства Европы. Даже в британском политическом классе и среди британских интеллектуалов после внешнеполитического провала Т. Блэра в 2003 г. популярность идеи о превращении ЕС в автономный мировой центр влияния без привязки к США была как никогда высокой. Писали о восходе «нового века Европы», «не потому, что Европа будет управлять миром, как империя, но потому, что европейский образ действий будет принят по всему миру»[7].
Последующие многослойные кризисы в ЕС и вокруг него, активная проамериканская позиция ряда «младоевропейцев» (государств, вступивших в ЕС в 2004 г. и позже), затухание американо-скептических настроений и в Париже, и в Берлине, и в Лондоне не позволили этим ожиданиям сбыться. Однако к 2017 г. события в мировой и региональной политике вновь поставили перед ЕС примерно те же вопросы, стали заставлять членов этого объединения вновь вернуться к идее пересмотра взаимоотношений с США. Разница состоит в том, что если раньше Вашингтон сопротивлялся этому процессу, стремясь не без успеха восстановить свое первенство в рамках коллективного Запада, то теперь он сам подталкивает Европу к большей самостоятельности, покидая территории «либерального мирового порядка».
