– Твой дедушка с небес смотрит и гордится, что я его дело продолжаю, а не убрала аппарат на чердак или в подвал. Может, тебе тоже послать бутылочку?
– Не надо, к такому тут не готовы, – издаёт нервный смешок Женя.
Ей даже кажется, что на языке оседает горький вкус, а в груди разливается жжение. Хватило одного раза, чтобы понять, что такое самогон.
– Меня там Зинка зовёт, Жень. Я пойду. А ты только не кисни, всё приложится.
Телефон Женя не опускает, глядя в окно. Присутствие бабушки сейчас было бы как никогда кстати.
– Эй ты, из триста седьмой!
Обернувшись, Женя видит Тень – от неё всего в паре шагов, стоит, привалившись плечом к стене.
После истории про Зою она не смотрит на него как-то иначе – всегда нужно выслушать обе стороны. У монеты всегда две стороны. Хотя сейчас ей кажется, что у Тени только одна – язвительной задницы.
– Вы что-то хотели сказать? Или перекличка?
Женя старается говорить спокойно, даже с насмешкой. Но стоит ей поравняться с ним, как он перехватывает её под локоть.
– Евгения, вы ничего не хотите мне сказать?
Странно, что щёки не краснеют – Женя догадывается, о чём он спрашивает. О камне.
– Нет.
Его пальцы сжимаются чуть сильнее, он притягивает её к себе. На нём белая выглаженная футболка, заправленная в тёмные брюки с ремнем. Его опрятность и уверенность обезоруживает.
– Что ж, тогда у меня нет к тебе больше вопросов. – Тень касается её плечом и спокойно идёт по коридору, бросая через плечо: – Я бы на твоём месте всё же согласился на посылку от бабушки.
Его смех отскакивает от стен, Жене так и хочется сказать ему пару ласковых.
В комнате она наконец раскладывает оставшиеся вещи по полкам, слушая музыку в наушниках. Усевшись на кровать, выдыхает, на часах уже больше одиннадцати. И тут Женя понимает свою ошибку.
– Душ уже закрыт? – спрашивает Женя у Киры, боясь услышать ответ.
Кира смотрит на настенные часы.
– Должен быть, но можешь ещё поймать Марину Михайловну в коридоре и уговорить дать ключи от душа. Только не наглей, если откажет.
Женя выходит в коридор, направляясь к душу. Из двери спиной выходит немолодая женщина.
Заметив Женю, она опирается на швабру, глядя на Женю.
– Чего хочешь?
– Здравствуйте, Марина Михайловна. Я могла бы у вас взять у вас ключ и сходить в душ?
– Новенькая? Только заехала? Правил ещё не знаешь? – Прищур у Марины Михайловны изучающий, как будто пытается вспомнить, была она здесь или нет.
– Новенькая.
– Симпатичная, – улыбается уборщица. – Я люблю белый молочный шоколад, будешь должна. – Марина Михайловна протягивает ей ключ на толстой веревке. – Спусти потом Васе, он мне передаст. Ему шоколад не неси, у него сахарный диабет, совсем себя не бережёт.
– Спасибо вам огромное! – Женя забирает ключ.
– Грязь только не разводи, усекла? – Марина Михайловна грозит ей пальцем. Скорее в шутку, но Женя напрягается. – И когда будешь мыться, закрой дверь на крючок изнутри. А то ещё кто запрётся помыться, потом до ночи не выгонишь. Ну чего смотришь? Давай быстрее – за вещами и в душ.
Опомнившись, Женя быстро возвращается в комнату и хватает всё необходимое для душа. Сланцы она держит в руке, запомнив слова Маши про опасности. Но переступив порог общей душевой, Женя замирает, ужасаясь увиденному. Старый серый кафель на полу и стенах, покосившиеся кабинки, обшарпанные стенки, разделяющие душевые друг от друга.
– Тут вообще можно мыться? – вслух произносит она, едва не опуская руки от безысходности. Вспоминаются слова матери: «Ты тепличная! Куда ты намылилась? Запоздавший бунт переходного возраста?»
