— За паро-беллум на каторге ответишь! Давай сюда свои бумаги, ну! — рявкнул исправник.
— Митя… — негромко бросил отец.
Митя не пошевелился, лишь выразительно ткнул в сторону саквояжа отнятым у урядника паро-беллумом.
— В приюте-то тебя почтительности научат, не сумлевайся, щенок! — процедил тот.
Митю ощутимо передернуло. Отец вперился в исправника гневно-начальственным взором:
— Господин исправник! Ваши люди не только о процедуре проверки личности понятия не имеют, но и с законом «Об оскорблении Кровной Чести» не ознакомлены? Не знают, что щенок — это кровный потомок Великого Пса Симаргла, и применение сего звания к кому другому — уголовно наказуемое деяние? Может, у вас в уезде мужики и баб своих осмеливаются суками звать?
— Э-э… Поучи еще меня, ракалия! — рявкнул исправник, но на своего подчиненного бросил весьма недобрый взгляд, так что тот немедленно вытянулся во фрунт и, повинуясь начальственному кивку, направился к саквояжу. И лихо вывернул его на крышку рояля. На пыльный чехол вывалился отцовский дорожный несессер, платок, фляжка…
— Сколько наворовал, варнак! На каторге не занадобится, все казенное дадут! — урядник хозяйственно отложил отцовский бумажник в сторону.
Отец брезгливо поморщился.
— Это, что ли, документики? — урядник вытащил кожаную папку с вытесненным на углу гербом. — Поглядим, что ты за птица… — начал он и осекся, выпученными глазами уставившись в лежащий сверху лист гербовой бумаги. Зашевелил усами, как придавленный тапкой таракан, и вдруг принялся ощупывать печати, словно надеясь, что хоть одна окажется ненастоящей.
— Что там, Гнат Гнатыч? — нетерпеливо спросил исправник.
— Так… дарственная, ваш-блаародь. От… от самого государя-императора! За особые заслуги перед Отечеством и лично Его Императорским Величеством…
— Тю! Чи вы ему верите, пане? — вдруг выпалил Юхим. — Чи мало зараз оцих тайных печатен, де тоби шо хошь пропечатают? Оци… которые бонбы у царя-батюшку кидают! Наглисты, во!
— Нигилисты, — поправил исправник.
— От я и кажу — не-глисты, — согласился Юхим.
— Да заткнись ты, Юхим. — Лист с дарственной перекочевал в руки исправника. — Данный документ… если он подлинный… что мы, конечно же, проверим… в корне меняет дело. — Тут некая мысль пришла ему в голову, потому что он взбодрился. — Твое дело, Гнат Гнатыч. Но у меня-то вопрос посерьезнее будет! Позвольте поинтересоваться, что вы делали нынче ночью, сударь?
— Это и есть ваш серьезный вопрос? — Отец одарил исправника таким взглядом, что не будь Митя на него зол — возгордился бы. Взгляд недвусмысленно намекал, что «дурак» для его собеседника — комплимент, да еще и незаслуженный. Исправник покраснел как рак.
— Знамо — що! Мне в морду насовали да спать легли, — пробурчал неукротимый Юхим.
— Заткнись, Юхим! — привычно буркнул урядник, но его начальника слова сторожа на мгновение заставили замешкаться и тут же снова ринуться в бой:
— А до того? Как вы попали в имение?
— Верхом. От станции Хацапетовка, где остался наш багаж, — устало вздохнул отец.
— Во-от! — обрадовался исправник. — А на границе имения обнаружены тела убитых. Господин средних лет и с ним юноша… вот такого примерно возраста, — злорадно кивнул он на Митю.
Митя коротко, хрипло выдохнул — не может быть! Его волнение было замечено исправником и обрадовало того еще больше — его глаза засверкали как надраенные серебряные пуговицы мундира.
