Фабрикант - страница 39

Михаил вышел на улицу. За толстыми стенами фабрики было тихо, шум производства сюда не долетал, слышны были только зычные голоса ткачей, расходящихся по домам. Через пять минут наступила оглушительная тишина, казалось, что округа вымерла, не производя ни единого звука. Сзади подошёл Николай. Дятлов от неожиданности вздрогнул. «Так и оглохнуть недолго», – подумал он. Пошли привычной дорогой домой, говорить не хотелось. Мать-старушка уже спала, в печи дожидался нехитрый ужин, денег на харчи Михаил тоже дал на неделю вперёд. Поев, вышли на крыльцо, какое-то время посидели молча.

– Люди собираются завтра сообща к Никанору Алексеевичу идти. Он купец справедливый. Сейчас, правда, от дел отошёл, но к людскому горю чуток, многим в нужде помогает. Хотят попросить расценок поднять, хоть не вровень с прежним, но чтобы повыше сделал, – задумчиво сказал Коля.

– Это к Разорёнову что ли? – спросил Михаил с безразличным видом жующий травинку.

– К нему, – ответил парень.

– Давай и я с вами, – предложил Дятлов.

– Не нужно, ты – человек новый. Пойдут те, кого все здесь знают и уважают. Даже хозяева к ним прислушиваются.

– Ну, как хотите. По-моему, лучше всем вместе идти и требовать. От разговоров толку не выйдет.

– Посмотрим, – ответил Коля.

Перед очередной сменой Дятлов наскоро умылся и отправился с парнем на мануфактуру. Рядом брели по улице такие же, как он работяги, словно несколько людских ручейков сливались в единую реку у проходной. Шли смурные спросонья, волочили ноги от усталости – пяти часов на сон не хватало при такой работе, нужно было отдыхать и днём, но не всем это позволяли домашние заботы. Сутки дробились на монотонные смены и короткий отдых, за который надо успеть переделать дела, и опять всё сначала. За проходной человеческая река вновь растеклась несколькими ручьями – все расходились по своим местам.

Мерный грохот станков словно гипнотизировал. Влажность и духота в цеху были такие, что Михаил физически ощущал, как они давят на плечи. Рубаху он снял сразу, и сейчас ходил весь мокрый, постоянно вытирая пот, заливавший глаза. Квас, спасавший от жажды, закончился полчаса назад. Влагу выпускать было нельзя, без неё ткань идёт хуже, постоянно рвётся.

– Фёдор! – перекрывая гул машин раздался крик ткача, работавшего на соседних станках. – Дай мне пряжу хорошую. Брак сплошной. Это гнильё какое-то, я от станка не отхожу совсем, а метры дать не могу – рвёт и рвёт.

– Поскандаль ещё тут! Оштрафую! – мастер кричал не хуже ткача. – Плохо следишь за станками, а на пряжу валишь. Я видел, как ты у стеночки сидел отдыхал.

– Какое отдыхал? Сил нет уже. Духота, пить нечего! Сел на минуту дух перевести – всё одно твоя пряжа рвётся. Хорошую давай, а эту сам тки!

– Эта и есть хорошая! Петька, ты голос на меня не повышай! Говорю – оштрафую за брак и за дурное поведение! Работай, не кричи!

– Вот ты, Федька, и работай! Горбатимся тут за ваши крохи! – ткач со всей силы пнул ни в чём не повинный станок и пошёл к выходу.

– Лишу оплаты за месяц! – кричал вслед мастер, но Пётр его не слушал.

Мастер плюнул и тоже ушёл, остальные – хмурые и озадаченные – вернулись к работе. Плохая пряжа была у всех, ткань шла отвратительно. Отрешенные лица, мысли где-то далеко, руки по привычке, пускали станки, меняли шпули, устраняли обрывы нитей, снова пускали станки – и так без остановки. Дятлов постоянно поглядывал на часы, но минутной стрелке, казалось, тоже надоело выполнять рутинную работу, и она еле ползла по циферблату. Дятлов чувствовал не физическую, а психологическую усталость, сама мысль, что впереди ещё целая смена однообразного, нудного и тяжелого труда, была невыносима. Наконец время работы закончилось, и Дятлов вышел на улицу, которая вновь показалась оглушающе-безмолвной после грохота цеха. Мимо проходил приказчик, у которого позавчера нанимался Дятлов. Дело было к обеду, он спешил, но увидев давешнего наглеца, остановился.