– Эй, балабол, не женился ещё? – спросил он.
Михаил, у которого перед глазами ещё мелькали бесконечные нити, а в ушах словно бил барабан, сначала даже не понял, что обращаются к нему.
– Женишься тут, – ответил Дятлов, немного придя в себя, – Во все глаза слежу, чтобы браку не наделать, а то и те копейки, что платить обещаете, в счёт штрафа удержите, так что на баб смотреть некогда.
– Это потому, что ты пустомеля, – рассмеялся приказчик. – Хороший ткач всё успеет: и деньги заработать, и дом обустроить, и семью завести, а такие как ты только языком молоть горазды.
Он пошёл дальше, довольный, что уел обидчика, хоть немного, но отомстил за пережитое расстройство. Михаил лишь усмехнулся и махнул рукой.
– Там на площади что-то затевается, – сказал подошедший Коля. – Петька с ткацкого отделения по фабрике ходил и мужиков баламутил. Многие его поддерживали. Сегодня делегация от хозяина ни с чем вернулась – никаких уступок не будет.
– Я знаю, он с мастером сцепился. Ткань идёт плохо – заработка никакого не будет. По нынешним расценкам и подавно. Зря, выходит, я вернулся. Работа каторжная – оплата копеечная. Что делать – ума не приложу! Пойдём посмотрим хоть, чего там делается.
– Ничего хорошего, – ответил подросток. – Пришли управляющие, так у них чуть до драки не дошло. Крику столько было! Петька на директора с кулаками полез! Фабричная охрана разняла. Штрафом грозили. Он ушёл, с ним ещё с десяток человек.
– Довели мужика, его понять можно. Сначала хозяин всех оштрафовал: ни за что, ни про что расценки убавил, а теперь подручные его стараются, последние деньги отнимают.
За разговором они незаметно подошли к площади, которую по дороге до дома всё одно никак не обойти. Там уже была толпа около сотни человек. К ушедшим с фабрики присоединились те, кто спешил на смену, но узнав, что переговоры закончились неудачно, решили на фабрику не идти. Перед особняком Никанора Разорёнова шумели ткачи, мотальщики, заклейщики, слесаря – все, от чьего труда зависит работа мануфактуры.
– Не будем по новому расценку работать…. Плату верни как было…. Штрафы отменяй…. – раздавалось на площади.
– Подойти бы поближе, не видно ничего, – досадливо сказал Михаил и крикнул, вторя соседям: – Расценки подымай!!!
Толпа росла, подходили люди из окрестных домов – почти все в селе работали на фабрике. Уже много больше сотни человек напирая друг на друга стремились к ограде купеческого дома. От возбуждения людей воздух был наэлектризован, как перед грозой, того гляди и ударит раскат грома.
– Нечего там бока мять, нам и здесь неплохо, – сказал стоящий рядом с Дятловым рыжебородый мужик со шрамом на лице.
Он достал из-за пазухи бутыль, заткнутую куском некрашеной ткани, вынул самодельную пробку и отхлебнул, запрокинув голову. Прозрачная струйка потекла по бороде, а затем по кадыку, спускаясь в вырез рубахи. В бутылке прилично убыло, рыжебородый оторвался от горлышка и вытер рукавом рот, глаза его слезились.
– Во, хорошо! На смену не пойду. Тут дела поинтересней будут. Держи, парень, – сказал он Дятлову и протянул бутыль. Тот немного подумал и, возбуждённый всеобщей истерией, приложился к бутылке. Водка обожгла горло, из глаз брызнули слёзы, но он пил, пока не закашлялся.
– Кольке не давай, он мал ещё, – сказал щедрый мужик.
– Я и сам не хочу, – ответил юноша и предупредил Дятлова: – Ты тоже не увлекайся!
