Фабрикант - страница 42

На крыльцо вывалились остальные и застыли на месте. Дятлов было дёрнулся бежать, но понял, что некуда – кругом люди. Полицейский грозно смотрел на притихших мужичков. «Сейчас всех арестует», – мелькнула у Мишки мысль. Он судорожно огляделся в поисках пути к спасению. Рядом пыхтел Коля. К нему то и обратился Степан Иванович:

– Коля, Коля… Ты зачем полез? Ведь на каторгу пойдёшь. Как мама без тебя?

– Чем мне её кормить? – спросил Бойцов с неожиданной злостью. – Честно заработать не могу, а жить надо. Или вы всех на каторгу отправите?

Он кивнул в сторону бушующей площади.

– Пусть у тебя душа за себя болит, а не за всех. Совестно должно быть, только жить начинаешь, а уже лавку ограбил, – сказал урядник наставительно.

– Ты лучше купцу о совести расскажи, – крикнул Михаил, осмелевший от вина. – Довёл людей своей жадностью!

Он сделал полшага вперёд и носком сапога зацепился за лежащий замок. Неожиданно для себя Дятлов нагнулся, поднял его и швырнул в полицейского. Попал сильно, точно в грудь. Степан Иванович дёрнулся от боли, конь под ним фыркнул и стал беспокойно перебирать ногами. Рыжебородый крякнул, выломал из забора доску и что есть мочи огрел урядника по спине, затем коня по крупу.

– Раскомандовался! – дурным голосом заорал он. – Скачи отсюда!

Этого удара полицейский не видел, поэтому спину обожгло резкой от неожиданности болью, но старая привычка в бою стоять до конца, удержала урядника в седле. Верный конь тоже не понёс в нежданный галоп, а отпрыгнул в сторону и тихо потрусил в сторону, но снова был развёрнут уверенной рукой. Степан Иванович попробовал нащупать оружие. Тьфу ты чёрт, дома же оставил! Тут остальные мужики тоже словно сорвались с цепи, бросились выламывать доски из забора и колотить ими и коня, и всадника. Тот понял, что эту битву не выиграть. Когда авторитет представителя закона перестал быть его щитом, то выяснилось, что на улице просто семеро колотят одного. «А ведь до смерти забьют», – пришла вдруг к Степану Ивановичу, который кое-как держался в седле под градом ударов летящих со всех сторон, простая и какая-то будничная мысль, словно речь шла не о его жизни, а о чье-то чужой.

Он что было сил пришпорил коня, которому тоже изрядно досталось, и, вырвавшись из кольца нападавших, во весь опор поскакал прочь из села. В след ему летел радостный хохот, свист и улюлюканье. В сознании только что произошедшее никак не укладывалось – это же просто дикость какая-то. Избивать полицейского урядника посреди села белым днём! Казалось, опора этого мира рушится и всё летит в тартарары.

Степан Иванович гнал коня в Кинешму, чтобы доложить о происшествии уездному начальству. По пути встретил семейство Коноваловых, которое за каким-то чёртом тоже потащилось в это треклятое Тезино. Он, конечно, посоветовал купцам носа туда не совать, но они не послушали. В Кинешме к его донесению отнеслись с крайней серьёзностью и тотчас доложили в губернское управление, в Кострому.

Победители тем временем расположились на брёвнах перед лавкой, которые её хозяин Прокоп приготовил для какой-то стройки. Васька со своей добычей исчез куда-то. Коля попробовал уговорить Дятлова тоже уйти, но тот в хмельном запале, наотрез отказался. Тогда парень собрал рассыпавшиеся продукты и пошёл один, велев Михаилу не напиваться. Тот обещал, но сразу же принялся пить с рыжебородым. Через какое-то время они заспорили накажут ли их за то, что ограбили лавку. Все воодушевлённо кричали, что ничего не будет, Кормилицын и Разорёнов возместят всё Прокопу, когда поднимут расценки, чтобы люди вернулись к работе – другого выхода у них нет!