Фадэра. Медитативное чтение - страница 4
И в это мгновение он развернул картину к жаждущей публике. Было слышно, как все одновременно сделали вдох и выдохнули: «Браво!», «Неподражаемо!» Преподаватели шептались между собой: «Как говорите её зовут?» «Я её не помню, но таким талантом нельзя пренебрегать». Под эти крики Шафир Лефаса заявил:
–Эта девушка сделала действительно достойную работу. Молодец!
Оторвав взгляд от картины, он вновь всецелостно принадлежал публике для нового заявления.
– На похвале, конечно, нельзя закончить лекцию, да и вообще разговор об искусстве в целом… – на его лице сверкнула белоснежная улыбка, затем он добавил: Я уверен, что нужное именно для вас осело в ваших умах, а выводы…да кому они нужны! Не останавливайтесь, творите! На этой торжественной ноте я хотел бы закончить своё выступление. Всем спасибо.
И тут большинство устремилось за Шафиром Лефасом испытать фортуну или сыграть с волей случая, ну или просто навязать ему свои работы. Остальные подбежали к Фадэре. Все в один голос утверждали, что в глазах всей академии она поднялась на недосягаемую высоту. Её будущее обеспечено уже только одной похвалой Шафира Лефаса. Дальше шёл нескончаемый поток комплиментов и откровенной лести. И если бы на одно мгновение они остановили свои радостные крики, то услышали бы, что сердце Фадэры больше не стучит. Жизнь вокруг прекратилась, и даже любовь не могла возродить желание на вздох, ведь это уже не любовь, а «любовь лесбиянок».
ҨҨҨ
Сидя на кухне в квартире, Сорин, Хорха и ещё пара приятельниц обсуждали триумф их подруги. Всё это сопровождалось горячительными напитками, которые развязывали не только языки, но и мысли.
– Нет, ну ты слышала, как она ему отвечала? – восторгаясь, говорила Сорин.
– О чём ты говоришь, я даже видела реакцию наших преподавателей, которые сидели на первом ряду, вот уж действительно они не ожидали такой дерзости, – ответила Хорха.
Все рассмеялись. Затем в красках начали рассуждать на тему будущего Фадэры. Всё это ассорти из слов доброжелателей, завистников и откровенных фантазёров свелось к одному вопросу «А почему с ними такого не произошло?».
«Почему это произошло именно со мной?» – думала Фадэра, разглядывая свою картину в своей комнате. Это единственный вопрос, к которому сводились её мысли.Она не хотела участвовать в этом словесном кухонном балагане. У неё не было желания и сил выслушивать, а тем более отвечать на их вопросы. Долго всматриваясь в картину, она вспоминала, как на неё смотрели Сорин, Шафир Лефас, и теперь она хотела понять, почему они видят так легко то, что не видит она, и почему им так тяжело увидеть, что видит она. В какой-то момент Фадэра начала ненавидеть эту картину.
Одно резкое движение руки – и вот картина, как бутерброд, падает маслом вниз. Фадэра схватила сумку и выбежала из комнаты на кухню.
Когда она вошла, все замолчали, а потом опять понеслись поздравления, ну и другая лапша, которая вешается тебе на уши, лишь бы ты не уходил.
– Сорин, дай мне ключи от машины.
– Куда это ты на ночь глядя?! Ты меня пугаешь.
–Поеду проветрюсь, размажу грусть по асфальту, так сказать.
– Будь осторожна.
Фадэра отрешенно добавила:
– Если что, то ты знаешь, где меня искать.
За Фадэрой закрылась входная дверь, а для её друзей окончательно закрылось понимание действий их подруги.
Убежав от всех, Фадэра нашла на академической стоянке машину Сорин: маленькую красную мазду – надёжную машину с нулевой техникой безопасности. Что ж, на эту ночь это подходящая машина, для того чтобы затуманить ум скоростью. Фадэра села, кинула на заднее сиденье сумку, пристегнулась. Ключ, поворот, рёв кубической мощности, и вот уже кто-то ещё отправляется с тобой на поиски ответов непроизносимых вопросов. С выезда со стоянки начинался её путь. Машина прокатилась по горе Скопус, огибая её с запада, впереди дорога объединялась с трассой, ведущей к самой низкой точке на земном шаре – Мёртвому морю. Для того чтобы туда попасть, Фадэре нужно было проехать по Иудейской пустыне. Во все времена люди уходили в неё от людских интриг и мирской суеты. Вечный приют для всех отшельников и преследуемых, и в эту ночь она приняла ещё одного человека в свою колыбель уединения.