Подступающее к горлу чувство тошноты она запивает бокалом шампанского и улыбается еще шире. Рассуждать об этом выше ее сил. Она маленький, никчемный человечек, который не в силах изменить собственную жизнь. Разве может она что-то изменить в этом мире? Цепляясь за потусторонний звук, она пытается вырваться из пропасти мыслей, затягивающих ее все глубже на дно.
– Эй, милочка, ты слышишь меня? – теребит ее за плечи Уля, заливаясь смехом колокольчика. – Неужели я вижу слезы в твоих глазах?
– Это от счастья, ты ведь знаешь, – подхватывая заданный тон, она раскрывает чуть влажные ресницы.
– Я ведь так рада… Так рада за тебя, словно я сама получила эту должность! – вновь без умолку тараторит Уля. – Поверь мне, я сто раз ему говорила: лучшего кандидата, чем ты, просто не найти! Не понимаю, почему он так долго принимал решение… – в этот момент ее неестественно маленький носик морщится так, что на подтянутом личике выступает винировая улыбка стоимостью дороже лучшего жемчуга. – Конечно, он строг к тебе, но и ты хороша! Так пренебрегать его вниманием… Любая из нас отдала бы все за его взгляд, прикосновение, а тебе хоть бы хны!
Их усилие открыть вторую бутылку, наконец, торжествует без единой потери для маникюра, но отнюдь не для белоснежного салона автомобиля. Искрящаяся пена щедро льется из горла, лишь отчасти попадая в подставленные бокалы.
– Ну и черт с этими сиденьями! Ты теперь хоть каждый день можешь менять себе служебную тачку, не так ли? – вопрошает коварный голосок брюнетку. Но та, потягивая сладко пьянящий напиток, лишь изредка отвечает снисходительной улыбкой в уголках глаз. – За твое повышение, и чтобы там, наверху, ты не забывала старых друзей!
Звон бокалов сливается с гулом, звенящим в ее голове. Ее – Викторию Гордон – повысили! Повысили до должности руководителя самого крупного рупора пропаганды – Патриотического медиахолдинга – нового будущего журналистики и кибервойн. Душа, проданная дьяволу, получила все, о чем мечтала. Чего теперь она может желать? Но вместо ликования ее пожирает чувство неопределенности. Все случилось слишком внезапно, сумбурно, не по плану… Что еще она может сказать в оправдание неготовности нести терновый венок, который она сама на себя водрузила? Ах, какого черта все эти недовольные мысли крутятся в ее голове! Она самый счастливый человек на свете! Разве что несколько десятков… Сотен… А может, и тысяч… Да какая, к черту, разница, сколько там этих жизней, гниющих на обочине или в тюрьме! Разве может хоть что-то омрачить ее восхождение на трон? Не-е-ет, это вовсе не совесть гложет ее. Ее – как и всех несогласных – она давно и безжалостно задушила. Этим паршивым, несмолкающим чувством является страх пред расплатой за содеянное.
Тающий за окном снег перешептывает журчание радиоприемника, но не может заглушить ее мысли. Она считает уличные фонари и ловит в окне отражение изумрудных глаз и безмятежной улыбки. Всего несколько уколов ботокса и регулярный прием анксиолитиков сегодня из любого сделают Мону Лизу.
На Садовой-Каретной машина встает в пробке. Радио вещает полночь. Нерадивые рабочие укатывают в асфальт очередной миллиард из госбюджета. За окном зловещий вид на долгострой, словно осьминог, раскинувший свои щупальца над городом. Стройка тянется второй десяток лет и с каждым возведенным блоком напоминает собой то пирамиду Хеопса, то нью-йоркский небоскреб тридцатых, то карикатуру сталинской высотки. Облик здания вызывает страх и недоумение, но, видимо, именно эти чувства и были задуманы автором.
