Фактчекинг. Чеховы. Изнанка мифа - страница 24



Письмо брата застало Александр уже в Петербурге, где он лежал «трупом» на своей кровати после мощнейшего запоя. Едва придя в себя, он ответил:

«Брате. Всем существом своим прошу: не гневайся на меня. Сегодня ровно неделя, как я мучаюсь нравственно и физически. Пьяные подвиги не прошли даром: четыре дня была беспрерывная рвота, истощившая меня до положения мочалки».


Однако заманчивая мысль о возможной женитьбе на дворянке никак не оставляла сознание, и он начал атаковать Сумы письмами. Сначала – сестре Маше:

«Нет душевного покоя. Придешь с работы и ходишь из угла в угол. Жутко и тоска. Эх, кабы Елена Михайловна за меня замуж вышла: другая бы жизнь пошла, стоило бы работать. Для меня было бы великим добром жениться на ней».

Не дождавшись ответа, Александр отправляет ей же следующее, более откровенное послание:

«Надо мамашу. А где ее взятоткрытымь? Мне кажется, что такою женой могла бы быть Елена Михайловна. Напиши мне, могу ли я написать Елене Михайловне, сделать ей предложение без боязни обидеть и оскорбить?»

Написал он и Антону:

«Друже Антоне, послушай, если не для себя, то для детей мне необходимо жениться. Мне хочется семьи, музыки, ласки, доброго слова, когда я, наработавшись, устал, сознания, что пока я бегаю по пожару, меня ждет дома покой и теплое отношение ко мне. У меня этого нет. Ты ближе к Елене Михайловне. Подумай и поспрошай, насколько я рискую сесть в лужу, если попрошу её быть моей женой? А если хочешь напрямик – я люблю ее [зачеркнуто автором] просто трушу».

И Антон без всяких ухищрений расставил точки над i:

«Отвечаю на твое поганое и поругания достойное письмо о твоем браке. Прежде всего, ты лицемер 84 пробы. Ты пишешь: «Мне хочется семьи, музыки, ласки, когда я, наработавшись, устал, сознания, что пока я бегаю по пожару… и проч.».

Во-первых, тебя никто не заставляет бегать по пожарам, можно заняться чем-нибудь более солидным и достойным.

Во-вторых, ты отлично знаешь, что семья, музыка, ласка и доброе слово даются не женитьбой на первой, хотя бы весьма порядочной, встречной, а любовью. Если нет любви, то зачем говорить о ласке? А любви нет и не может быть, так как Елену Михайловну ты знаешь меньше, чем жителей луны.

В-третьих, ты не баба и отлично знаешь, что твоя вторая жена будет матерью только своих детей; для цуцыков она будет мачехой.

В-четвертых, я не решаюсь думать, что ты хочешь жениться на свободной женщине только из потребности иметь няньку и сиделку. Положение, в котором вы теперь оба находитесь, определяется кратко: ты не чувствуешь к ней ничего серьезного, кроме желания жениться во что бы то ни стало и заграбастать ее в няньки к цуцыкам, она тоже тебя не любит. Оба вы чужды друг другу, как колокольный звон кусочку мыла. Стало быть, ты, просящий заглазно руки и объясняющийся в любви, которой нет, нелеп. Вообрази лицо Елены Михайловны, читающей твое письмо! Вообразил?».

Антон предложил брату приехать к Линтварёвым еще раз в рождественские святки или летом: «В 1—2 месяца можно и людей узнать и себя показать. Мог бы и сам полюбить (она очень хорошая) и любовь возбудить».

Но Александр не приехал: «Относительно своего брака я более не думаю. Должен сознаться, что я с своими претензиями на Елену Михайловну был достаточно глуп…».

А 24 октября 1888 года Александр написал брату: «Кланяется тебе Наталья Александровна Гольден».


НАТАЛЬЯ


Поклон от Натальи Гольден, давней знакомой Чеховых, а ныне живущей в Петербурге, не удивил Антона. Как раз недавно о ней ему писал редактор Лейкин: