У меня было чувство, словно я вернулся в Стамбул. Тут было почти так же шумно, грязно и суматошно, тут тоже было полно сумасшедших и не существовало ПДД, все галдели, размахивали руками, норовили «развести» глупого туриста и занимались куплей-продажей на любом свободном куске асфальта. Прямоугольная Piazza Mancini, в двух минутах ходу от моего отеля, в первой половине дня являла собой барахолку, где торговали поддельным всем: часы «крутых марок» покупатель просто выуживал из наваленной в ящик груды. Продавцы драли глотки, на землю сыпался упаковочный картон. Над площадью громоздился вполне совкового вида бетонный многоэтажный короб: по фасаду – сплошь лоджии, лоджии – сплошь в разноцветном стираном белье.
То же белье, белье, белье – за углом, поперек узеньких полутрущобных улочек, на обшарпанных старых и тоже разноцветных стенах в щелястых ставнях и балкончиках с узорчатыми железными перилами. Трудно представить себе городской «задник» живописнее – как под обложку «Буратино» попал: все ярко, потерто, аляповато, голоса балаганные, жестикуляция преувеличенная, типажи утрированные… Прямо посередине проезжей части, шугаемый клаксонами, ковыляет алкашеской походочкой такой Джузеппе Сизый Нос, вертя у себя под носом пальцами…
От Манчни и практически до порта – непрерывное уличное «меркато». Садишься в махоньком угловом кабачке, на улице, где столики в один ряд, – буйная неаполитанская жизнедеятельность остается за ширмой из циновки. Клиентура – исключительно местная. «Рост Биф» оказывается бужениной, что-то, неразборчиво написанное в меню от руки и наугад назначенное гарниром, – очередной макаронной смесью (собственно макароны, «помодори», сыр, мелко струганная ветчина). Все, впрочем, вкусно, очень дешево и даже – редкость, но встречающаяся, причем в основном как раз в нетуристических заведениях – не пытаются надуть. Правда, официантка так занята беседой по мобиле, что поди дозовись. Вообще не очень понятно, кого звать: меню (на одном-единственном листке), минералку в качестве бесплатного «аперитива» и собственно заказ приносили три разных человека…
Поев и неожиданно осовев, я пошел в сторону моря по улочке, в перспективе которой маячил шпиль Санта-Мария дель Кармине. По обеим сторонам сплошной чередой тянулись полулавки-полусклады, торгующие оптом, тротуары были завалены товарами, заставлены вешалками. Рябило в глазах от галстуков глючных расцветок. Сумки-чемоданы развалились лежбищем морских котиков и даже вроде бы неуклюже переползали с места на место. Звуки, голоса кипели в густом испаряющем бульоне полуденной жары, кружились, сталкивались, тонули, выныривали. Я слизнул пот с верхней губы. Майка липла к животу, вдоль позвоночника щекотно спускались капли.
То и дело бибикали над ухом – я шарахался от скутеров. Мать, ненормальное все-таки их тут количество… Поперек толпы с совершенно озверелой рожей гнал пацан лет десяти – на очень маленьком мопеде и с очень-очень громким треском… Бензиновая вонь. Голова кружится, с чего бы… Вроде всегда легко переносил жару, да и не такая она смертельная, жара… Возле одной из лавок густо висели надувные детские плавательные матрасы, раскрашенные в истошные цвета, с намалеванными ошалелыми зенками, осклабленными рожами, пятачками, ушами, ножками, хвостами, – толпились, пялились, скалились, выглядывали друг у друга из-за спин… Я провел рукой по лицу – рука странно и неприятно дрожала. И вообще чего-то…
