– А ты знаешь, – заговорщицким голосомспросил я. – Кто это – Ося Бэ.?
– Нет, конечно! Кто?
– Ну, угадай.
– И как я это, интересно, сделаю? – она уже доедала мороженное, как вдруг она подпрыгнула, вазочка с остатками мороженного полетела на пол, она привстала, пластиковый стул упал. – Тыыыы? Ося Бэээ – это ты? Ты пишешь в этот дебильный журнал?
Я кивнул, она залилась смехом, согнулась пополам и облокотилась на стол.
– Погоди, погоди, – проговорила она сквозь смех и кашель. – Сейчас… Ося Бэ… это… это… Остап Бендер?
– Да.
Она просто билась в истерике, на нас смотрели все посетители кафе, к нам подошел официант.
– Девушке плохо? – спросил он учтиво.
– Девушке хорошо, – сказал я. – Если бы всем было так хорошо, на Земле был бы вечный карнавал, как в Рио-де-Жанейро.
Официант посмотрел на нас и скривился.
– Приятного аппетита, – сказал он сквозь зубы и ушел.
Люда поставила стул, села на него, а сама легла на стол.
– Не смеши меня больше… у меня уже живот болит… – простонала она. – А стихи про гнездо, сам сочинял?
– Сам, за пять минут.
– Зачем ты это пишешь? Про гнездо…Ой! Я не могу больше!
– Там платили нормально…
– Ты … пошли домой, Ося Бэ…
– Мой любимый книжный герой.
– Такой же авантюрист и мошенник, как ты…
Мы уезжали домой.
Нас ждал автобус. Багажа прибавилось, особенно у девчонок, они целый день ходили по торговым центрам и набрали всяких дорогих тряпок. На перроне было как-то грустно, причем всем. Для нас закончилась целая эпоха, как Ренессанса илиПросвещение, мы были перерождены и чему-то научены за этот месяц. Наш вагон был плацкартный, и нам даже выдали постельное бельё – забота комбината. Но от такого комфорта веселей не стало, все молча разлеглись по полкам и уставились в окна. Каждый с кем-то расставался, каждый к чем-то прощался.
Лёха купил нарды и ходил по вагону с предложением сыграть. Правил толком никто не знал, и все отказались, кроме Генки. Мы ехали уже час, и я из своего первого купе пошел в последнее, где была Люда с подругами.
– Пойду, поговорю, – сказал я своим соседям по купе.
Она лежала на нижней полке лицом в подушку, рядом с ней сидела Ирка и что-то говорила ей на ухо. Увидев меня, Ирка грубо воскликнула:
– О! Туды-растуды твою налево! – материться она умела и, видимо очень любила. – Явился!
Люда вся напряглась и что пробормотала в подушку.
– Уходи, – просто сказала Ирка.
Я положил на Людину полку погнутую фляжку с одного бока – привет от хулигана – и,глубоко вздохнув, ушел.
– Дышит он! – зло кричала Ирка на весь вагон. – Дома дышать будешь!
И дальше указала мне всем известное направление, по которому мне нужно идти, и прихватить с собой друга Лёху. Хорошие всё-таки подруги у Люды! Не оставят в трудную минуту!
– Поговорил? – спросили меня.
– Послушал.
– Тоже нормально.
Я залез на полку и достал Джека Лондона. Человек хотел жить и уползал от волка, волк тоже хотел жить и догонял человека. Человек потерял нож, а у волка были клыки. Борьба была не равная. Человек полз…
– Физмат опять читает «короля пиратов», – налице у Люды был яркий макияж: глаза густо подведены, векинакрашены, ярко-алые губы, скулы были вычерчены, я никогда такой её не видел. Я повернулся набок, подложил руку под голову и смотрел, как она листает книгу.
…Не видать конца и края –
Только синь сосёт глаза… – процитировал я великого поэта.
Она хмыкнула, достала фляжку с гнутым боком.
– Вы с Есениным оба пьяницы и обаятельные мерзавцы.
