Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех - страница 16

Юность сама по себе целительна – нескольких дней хватило, чтобы справиться с лихорадкой. И все же больше всего моему выздоровлению и возвращению к жизни способствовало своевременное известие о том, что мистер Крофтс, бывший крупным купцом-воротилой, арестован и оштрафован по королевскому указу почти на сорок тысяч фунтов за организацию контрабандной торговли и дела его настолько плохи, что, будь у него даже такое намерение, он не сумел бы возобновить свои домогательства ко мне, поскольку был незамедлительно брошен в тюрьму, откуда ему вряд ли удастся скоро выбраться.

Миссис Браун, урвав пятьдесят гиней, ставших платой за сущую малость, и утратив всякую надежду получить остальные сто, стала с большим пониманием и сочувствием относиться к моему неприятию этого уродца. Все больше и больше убеждаясь, что нрав мой прекрасно поддается дрессировке и вполне способен отвечать ее намерениям, миссис Браун позволила всем девушкам, составлявшим ее табун, навестить меня и своими разговорами расположить меня к совершенному послушанию и покорности.

Они приходили ко мне, и шаловливое, бездумное веселье, с каким проводили эти легкомысленные создания свободное время, пробуждало во мне зависть к их жизни, лишь светлую сторону которой мне дано было видеть, и так я завидовала, что стать одной из них превратилось в навязчивое желание – к чему они все меня осторожненько подталкивали, – ничего больше я уже не хотела, только бы восстановить здоровье и пройти обряд посвящения.

Разговоры, примеры, короче, все в этом доме служило тому, чтобы лишить меня природной чистоты, увы, никак не подкрепленной образованием и воспитанием. Теперь уже огнеопасный принцип наслаждения, так легко воспламеняемый в моем возрасте, творил во мне свою странно-чудную работу: целомудрие, в каком я была взращена – по привычке, а не по обучению, – испарялось, как роса под солнечными лучами. Я уж не говорю о том, что сама зажала себя в тиски необходимости постоянными страхами своими быть выгнанной вон на голод и холод.

Вскоре я вполне поправилась, и в определенные часы мне разрешалось бродить по дому, хотя все делалось для того, чтобы я не попала ни в какую компанию до прибытия лорда Б*** из Бата, которому миссис Браун в благодарность за много раз проявленную щедрость в подобных ситуациях намеревалась предложить хорошенько ознакомиться с этой моей безделицей, воображаемая цена которой столь невероятно высока. Ожидалось, что его милость прибудет в столицу недели через две, так что, рассудила миссис Браун, к тому времени я полностью верну себе красоту и свежесть, стало быть, можно будет заключить сделку получше, чем с мистером Крофтсом.

Между тем меня так старательно, как тут выражаются, переубеждали, так объезжали на послушание, что, случись дверце моей клетки оказаться незапертой, мне бы и в голову не пришло упорхнуть куда-нибудь, скорее я предпочла бы остаться на месте. Не было у меня ни малейшего позыва жалеть о своем положении, я лишь, затаившись, ждала, когда миссис Браун распорядится мною; со своей стороны она и ее помощницы предприняли предосторожностей больше, чем требовалось, дабы убаюкать и усыпить любые правдивые представления о том, что меня ожидает.

Моральные проповеди – через левое плечо. Жизнь рисуется в буйном веселии красок. Ласки, обещания, снисходительность и потакание во всем. Можно ли было найти узы крепче, дабы привязать меня к этому дому и не дать мне уйти туда, где я могла бы получить совет лучше? Увы! Сама я ни о чем таком и думать не думала. Лишь в долгу себя чувствовала у девушек дома за избавление меня от пут целомудрия: их ласкающие слух разговоры, где скромность да невинность были далеко не в чести, их описания утех с мужчинами рисовали мне привлекательную картину смысла и таинств их профессии. Их беседы разжигали в крови сильный пожар, пламя которого проникало в каждую жилочку. Больше всего тут я обязана, конечно, своей напарнице по постели: Фоби, в чьем непосредственном ведении я пребывала, не жалела своих талантов, преподавая мне первые навыки утех и удовольствий. Они были заодно, природа и Фоби: разгоряченная и разбуженная во мне природа с каждым открытием, столь интересным и чудным, разжигала во мне любопытство, а Фоби, искусно ведя меня на своем поводке от вопроса к вопросу, толковала все тайны Венеры. Однако было невозможно долго оставаться в этом доме и не стать притом свидетельницей куда большего, чем узнавала я из ее рассказов и описаний.