Я хмыкнул, огляделся по сторонам и старательно пошмыгал носом. Вообще, сделал все, что обычно делает человек, за которым наблюдают через замочную скважину. Поднялся с дивана и прошел в прихожую к телефону.
На столике лежала найденная вчера записная книжка. Я открыл ее наугад, прочитал фамилии и номера телефонов: «Бочкарев, Девятов, Талашманов… Чуркину – шкаф… 555—17—34 – Виктор Григорьевич… Венгерск. Шкаф… Семенова – столовая… 197226…»
Я поискал хотя бы примерные даты, когда были сделаны эти записи, но ничего не нашел. Номер телефона на этой страничке был только один и принадлежал он неведомому Виктору Григорьевичу. Я еще немного поразмышлял над своей глупой шуткой и внезапно пришел к выводу, что не такая уж она и глупая, а, по сути, и не шутка вовсе. Снял с телефона трубку и набрал номер Виктора Григорьевича. Басовито загудел вызов, в телевизоре дико закричали и принялись стрелять. От неожиданности я вздрогнул, поднял глаза и увидел свое отражение в зеркале.
– Да? – раздался в трубке густой, хрипловатый голос.
– Здравствуйте! Это Виктор Григорьевич?
– Что вам?
– Я сын Потапова. Помните краснодеревщика Потапова?
– Помню, – неприветливо отозвался собеседник после секундной паузы. – Что нужно?
– Отец умер недавно. Вы были знакомы с ним. Я случайно нашел ваш номер в его записной книжке и позвонил…
На другом конце провода воцарилось молчание.
– Виктор Григорьевич, вы меня слышите?..
Вместо ответа он бросил трубку.
Я снова поднял глаза и увидел в зеркале свою обескураженную физиономию.
– Подоплека, друг мой, – усмехнулся мой зазеркальный двойник. В ответ я только хмыкнул и тоже бросил трубку на рычаг. – А ведь этого следовало ожидать, – продолжало говорить отражение в зеркале. – Но пока что тебе невдомек, чем все закончится. Пока что для тебя – это просто глупая шутка. Ты так усердно роешь у себя под носом, пытаясь добраться до истины. Но истина в том, что эту яму ты роешь себе.
– Все роют себе яму, – машинально огрызнулся я. – Всем умирать…
– А пора бы тебе взяться за ум!
– Жить как все?! – неожиданно даже для себя рявкнул я.
– Блядь! – зазеркальный двойник вздрогнул от неожиданности и погрозил мне пальцем. – Когда ты обретешь силу, все это станет несущественным. – Тень показал3 мне толстую рукопись и небрежно бросил ее за спину. – Ты можешь написать этот роман и можешь забыть о нем. От твоего решения в этом мире ничего не изменится, потому что этот роман будет написан кем—то другим. Потому что он уже написан, и прочитан, и уже сгорел в огне вселенского пожара!!! Вы – сущеглупые людишки не понимаете, что все уже случилось. Все возможное уже произошло! Все слова сказаны! Все тексты написаны! Все путники вернулись домой! Мы позаботились об этом.
– Ты просто тень на воде, – оборвал я этого напыщенного словоблуда. – Ты – есть ничто. Ты – плод моего воображения. Что ты можешь? Зудеть как комар под ухом? А вот я могу сесть за стол и написать этот роман. Или не написать его…
– Полегче, друг мой, полегче. Ты во тьме! Во тьме неведения…
– Боже мой! Боже мой, как же я хочу отдохнуть.
– Ти—ти—ти—ти—ти, – Тень сделал мне знак присесть. – Мы не так часто встречаемся в последнее время. Я должен обязательно поговорить с тобой сегодня.
– Ты и без этого все знаешь обо мне, – я попытался отмахнуться от него. – Ты – моя тень. Ты еще не забыл об этом?
– Конечно—конечно, я всего лишь твоя тень. Но там – там у вас я бы сделал намного больше тебя…
