– Слушай, откуда ты это все взял? – спросил хозяин дома, когда Анатолий закончил описывать свой личный взгляд на последнее дело, вести которое Виталию поручили буквально четыре дня назад.
– Не знаю, – пожал плечами Анатолий.
– Не знает он, – проворчал Виталий, – И тем не менее, ты представляешь мне красочную картину происшедшего, основываясь лишь на предварительных данных криминалистической экспертизы, на тех фотографиях, что ты ненароком подсмотрел в случайно попавших в твои руки документах. Кстати, еще раз напомню: о том, что эти документы оказались у тебя, ты не должен никому…
– Конечно-конечно, Виталик, – быстро проговорил Анатолий, – Я буду нем, как рыба. Я понимаю. Извини.
– Ладно, – благосклонно промолвил Виталий, – Верю. И все же. Объясни, что именно в тех материалах, что ты увидел, натолкнуло тебя на воссоздание тех образов, с которыми ты поделился со мной?
– Это трудно объяснить.
– И все же попытайся. Что-то же ты увидел такое, что не сумел увидеть я или кто-то другой, кому по своему статусу просто положено было бы разглядеть. Разглядеть, рассмотреть, заметить что-то, что позволило бы представить себе такое же, что воссоздалось в твоей голове. Признаюсь, в твоих историях есть что-то эдакое, что вполне бы могло быть на самом деле.
– Ты мне не поверишь, – произнес Анатолий, виновато опустив глаза.
– Почему? Ты скажи, а я решу, верить тебе или нет.
– Если честно, то я и сам не знаю, как это у меня получается.
– То есть?
– Ну, я просто смотрю на предметы (в данном случае это вещи с места преступления), и в моем мозгу сама собой всплывает определенная история с определенными персонажами, которая, как мне кажется, могла бы объяснить происшедшее.
– То есть ты создаешь версию случившихся событий не на основе оставленных преступником следов, не на…
– Нет-нет. Ты меня не понял. Или, скорее, это я не вполне понятно излагаю свои мысли. Как раз-таки именно тот порядок: сами вещи и то, как они располагаются на месте преступления, то, в каком они находятся состоянии, какие эти вещи вообще и прочее, – все это и пробуждает во мне мои видения.
– То есть, все-таки видения? Ты что, экстрасенс?
– Нет. Я далек от экстрасенсорики, – скромно улыбнулся Анатолий, – Назовем это моим больным воображением.
– Не пугай меня, – пошутил Виталий, отчетливо представив себе чистую белую палату психбольницы.
– Но это случается именно таким образом. Я не могу объяснить, с чем это связано, почему это происходит, но что есть, то есть.
– Так. Ладно. И давно это у тебя?
– С детства, – признался Анатолий.
– Интересно-интересно. И где же ты в детстве мог найти секретные документы, связанные с каким-либо преступлением? – усмехнулся Виталий.
– Такого и не было, – пожал плечами Анатолий.
– Слушай, я сейчас не в том состоянии, чтобы разгадывать твои загадки. То ты говоришь, что…
– Я не соврал. У меня не было в детстве видений, связанных с подобными делами, буквально вчера попавшими мне в руки. Тогда было другое.
– Что, например? – Виталий снова почувствовал себя не очень хорошо: чай не снимал похмельный синдром, а выпитых двух бутылок пива, видимо, было маловато, чтобы облегчить его страдания.
– Ну, тогда, например, я прекрасно видел, точнее, мог себе представить, что вы, мои одноклассники, собираетесь со мной сделать в ближайшее время. Какую очередную забаву собираетесь устроить. Какую роль в этой вашей забаве стану играть я. Поверь, я никогда не ошибался.
