Алла поймала заинтересованный взгляд Владимира. Ради него она бы голодала…
– Аллочка, – сказал он, – а давайте мы с вами пообедаем в ресторане!
Издевается?! Или пожалел?
– Глупости, – отрезала Ирина, – девочка не может распоряжаться собой. Она жертвует ради науки.
– Да, – вздохнула Алла, чувствуя вину за вчерашнюю несдержанность, за несчастного старика, свалившегося с лестницы, за расстроенного дядю… – Я это, жертвую.
– Ну и зря. – Владимир кинул салфетку на стол, Машка тут же побежала за кофе.
Алла повела носом. Лично ей полагался цветочный чай без сахара.
Владимир с чашкой в руках поднялся и подошел к картине.
– Автор Фредерик Лейтон, – объявил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Зыбкая греза и томная нега восточных красавиц. Но это не Фредерик Лейтон. Это не оригинал! Я ведь прав, профессор?
Тот хмуро кивнул.
Все уставились на изображение двух пышнотелых красавиц, возлежащих под сенью раскидистого дерева, и одну мускулистую спину мужчины, самозабвенно играющего для них на флейте.
– Аллочка, кому она нужна? – Он, усмехаясь, поставил на стол чашку и вышел.
– Копия?! – искренне удивился Костик.
– Это писала жена Ивана Терентьевича, – пожала плечами Ирина. – Она училась в художественной академии, была дворянкой и в свое время выскочила замуж за Ображенского исключительно в целях пропитания.
Алла кивнула, в этих целях она тоже за кого– нибудь выскочила бы.
– Значит, – вернулась к первоначальной версии Алла, – они хотели спереть раму.
– Да вы крепкий орешек! – восхитился Стае Воронцов.
Профессор попросил Аллу после завтрака зайти к нему в кабинет рядом с гостиной. Алла выполнила его просьбу после того, как помогла Маше убрать со стола. Она встала перед дверью кабинета, стукнула в нее костяшками пальцев и зашла. Ничем секретным профессор не занимался и позволял входить без разрешения, правда, обычно никто ему своим присутствием не досаждал.
Профессор стоял рядом со студентом Горюновым напротив высоченных книжных стеллажей спиной к Алле. Она увидела поднятые головы, два почти одинаковых затылка: у одного только пробивалась плешь, а у другого лысина занимала большую часть головы. Алла прикинула: студент четко идет по стопам учителя, вплоть до внешнего вида. Чем умнее, тем лысее…
Обе лысины резко повернулись в ее сторону.
– А, м-да, – сказал профессор, нахмурившись, – предполагали, какой том Пушкина…
– Ага, – кивнул студент, – гадали, куда он мог сунуть… Ну да.
– Константин, оставь нас на минуту.
Профессор сел за стол, укрытый зеленым сукном и заваленный до отказа бумагами, Алла устроилась на стуле напротив. Она хотела забраться в скрипучую плетеную кресло-качалку, являющуюся наиболее ценным, по ее мнению, предметом обстановки во всем двухэтажном особняке, но постеснялась. Ясное дело, дядя собирается ее ругать за то, что она прервала диету, скрип вызовет лишнее раздражение.
– Аллочка, – начал профессор, протирая стекла очков.
«У них со студентом и очки одинаковые», – подумала Алла, машинально следя за его действиями.
– Алла, ты можешь в любой момент прекратить эксперимент, – вздохнул профессор. – Если чувствуешь, что не готова идти дальше…
– И что будет? – с волнением в голосе поинтересовалась племянница.
– Я приглашу другую девушку, – ответил тот.
Алла вздохнула. Ей в таком случае придется собирать манатки и возвращаться в пыльный город, оправдываться перед подругами, что от натуральной природы у нее выявилась аллергия. Придется уехать от Владимира, единственного мужчины, который ее понимает, придется… Впрочем, уже и этого достаточно.
