Оказавшись в кабаке, вдохнув его сладостную умиротворяющую атмосферу, прапорщик мигом позабыл недавние печали, но вместо этого был вынужден задуматься о насущном. Финансы, мягко говоря, спели еще на прошлой неделе, можно сказать, мощно отыграли всю концертную программу на карточном вечере. Но разве это препятствие для бравого солдата? А вдруг и в долг нальют? Только это на крайний случай, потому что сейчас Вселенная, видимо, улыбнулась ему – в качестве вполне достойной компенсации за недавние унижения, – и пытливый взгляд прапорщика Коленко упал на некого неискушенного вьюношу в студенческой гимнастерке, сидящего за одним из столиков в глубине сумрачного зала. Вот оно! Форменный лопух, которого видно за версту.
Походка прапорщика, направившегося через зал, приобрела тот самый военный лоск, недоступный простым гражданским.
– Здесь у вас свободно? – вопросил Коленко, подойдя к столику.
Студент повертел головой, как бы показывая, что вокруг сколько угодно свободных столиков.
«На редкость хамовитая физия, – подумал прапорщик, обладающий отличным чутьем на подобные вещи, закрепленным собственным бурным опытом. – Но туповатый, однако же. Такого вмиг раскрутим.»
– Видите ли, – сказал он голосом умудренного жизнью, сурового, но добрейшего человека, – здесь мое любимое место. Нет, нет, можете не пересаживаться. Я не возражаю против хорошей компании. Разрешите представиться! – гаркнул он следом, щелкнул каблуками, с мимолетной грустью вспомнил об отсутствии одного носка и сел напротив студента, так и не представившись.
Через немногое время они уже выпивали как закадычные друзья, и прапорщик потчевал студента прелестями блистательной военной жизни и сопутствующими оной в редкие мгновенья личного досуга «горяченькими» эпизодами. Юноша с восхищением внимал.
– Закажи нам еще! – то и дело требовал Коленко, прерываясь.
Студент между тем изрядно «поплыл»; он раскраснелся всем своим глуповатым лицом и принялся хватать прапорщика за руки.
– Меня никто не понимает, никто! – на повышенных тонах вещал он, уже не слушая эскапад бравого служаки. – Исключить хотят! А что мне эта учеба! Меня и без нее ожидает великое будущее! Героическое будущее! Вот как у вас! Я так и вижу себя каким-нибудь… не знаю… храбрым пикадором!
Коленко поспешил отдернуть руку и заявил, что пикадором становиться не стоит ни в коем случае, пусть даже и храбрым.
– Ведь вокруг столько прекрасных барышень, – сказал он. – Кстати, mon sher ami, я тут знаю одно в высшей степени замечательное заведение. Как раз то, что нужно, чтобы не становиться этим самым. Знаешь, какие там девочки! Прелесть! Персики!
Глаза студента похотливо заблестели.
– У тебя есть еще деньги? – неожиданно спросил Коленко. – Дай-ка мне немного. – И он без стеснения залез в кошелек, который достал студент, и загреб оттуда не глядя.
– Жди меня здесь, я мигом. Один звонок, чтобы нас встретили.
Прапорщик подмигнул улыбающемуся студенту и, насвистывая, удалился.
Примерно через добрую половину часа беспокойство Андрея достигло той границы, за которой неминуемо переросло в мрачное подозрение.
Безмолвно возник гарсон и предъявил счет. Глаза несчастного студента расширились от ужаса. Осознание, во всей его полноте, закрепилось в его душе, и черная, невиданная доселе туча нависла над всеми его хаотически разбегающимися мыслями.
Человек с полотенчиком на сгибе локтя по-прежнему довольно-таки угрожающе безмолвствовал, с непроницаемым видом глядя куда-то поверх головы Андрея.
