Протянув руку, я сам, охреневая от происходящего, взял лук в руку, во вторую мне подали толстую тетиву, и я с огромным трудом, но не показывая этого для окружающих, изогнул его в нужную сторону и надел тетиву, уперевшись ногой в один из рогов. Опыта у меня в обращении с луками, разумеется, не было, я если и стрелял, то пьяным на пляже, тут же тело словно само всё выполняло, как это было нужно.
– Стрелу дай, – я взял в руку готовый к стрельбе лук. Парень с круглыми глазами подозвал слугу, показывая мне различные стрелы. Все были тростниковыми, на конце только имелась небольшая деревяшка, в которую воткнут каменный наконечник.
«Бл…ть здесь же ещё и железа нет», – вспомнил отчётливо я, что нахожусь в бронзовом, а если быть совсем уж точным, то в медном веке.
Рука взяла самую привлекательную стрелу, наложила его на упор, затем я плавным, но одним слитным движением поднял лук, натянул тетиву и отпустил её. Толстый жгут высушенных и обработанных жил больно ударил по пальцам, так что я чуть не взвыл от боли, но марку пришлось держать, поэтому я поморщился, лишь глядя на самую дальнюю мишень, в которую попала стрела, словно показывая, что не сильно доволен выстрелом.
– Скукота, – я вернул лук парню, – что там с колесницами?
Один из слуг бросился к мишени, и вскоре принёс обломки её, трясущимися руками отдав Меримаату. При этом он наклонился и тихо ему что-то сказал. Парень снова округлил глаза и подошёл пошептаться с моим воспитателем.
– Вы чего там шепчетесь? – недовольно спросил я. – Или вас поставить вместо мишеней?
– О, бог Монту, – Бенермерут низко поклонился, – мы просто обсуждаем, что сказал слуга, не более того.
Я сделал скучающее выражение на лице, и он поторопился объяснить.
– Слуга сказал, что стрела прошила мишень насквозь и разбилась о стену, оставив там выбоину.
– А, – я сам в шоке от его слов тем не менее просто отмахнулся, – где ваши колесницы, а то мы сюда приехали днём на каких-то карликовых пони, запряжённых в повозку.
Мужчины переглянулись и повели меня на конюшни. Конюхи, трясясь от страха, вывели снова двух мелких пони, едва достающих мне до низа грудной клетки, навскидку максимум метр двадцать в холке.
– Лучшие скакуны из царских конюшен! – гордо оповестил Меримаат, когда их подвели ближе.
Я сначала не поверил, что он серьёзно, затем, видя, что они не понимают, почему я стою с таким лицом, спросил:
– Ты, надеюсь, шутишь? Эти карлики лучшие скакуны? А где настоящие лошади? Эти сломаются, если на них сесть.
– Зачем на лошадей садиться? – побелел от страха парень.
Я тяжело вздохнул.
– Отведите меня обратно, я лучше лягу спать.
Они, переглянувшись, поспешили впереди и вскоре меня привели в комнату размером поменьше, с низкой кроватью и четырьмя рабами, которые стояли возле неё с опахалами из страусиных перьев.
– Царь обычно мылся и ложился спать со своей женщиной, – объяснил мне Меримаат.
– Мыться да, женщина нет, – отказался я, поскольку так сразу предавать Машу с первой попавшейся девушкой было как-то стрёмно, хотя разум понимал, что, возможно, больше никогда не увижу свою девушку. Но всё равно я не собирался вот так сразу ей изменять.
Когда меня помыли и переодели, а затем помогли лечь в кровать, я закрыл глаза, чувствуя, как по телу пробегают приятные волны нагоняемого рабами прохладного воздуха. День был настолько сумасшедшим, что я быстро уснул.
