Ф. А. Березовский:
«Послал сегодня в коммуну „Майское утро“ два экз. романа „Бабьи тропы“; один Вам лично, второй – тем коммунарам, которые участвовали в разборе. Я совершенно согласен с Вами, что крестьяне (не искушенные в литературных спорах) все же являются „тщательными и серьезными критиками“».
Н. А. Рубакин:
«Ваша замечательная книга особенно ценна ее внутренней честностью. Потому она и особенно поучительна. Она откроет глаза многим и многим на настоящую роль и значение и на социальное назначение литературы…».
Перебираю письма, и былое встает перед глазами. Чем дальше по годам, тем ярче. Были очень трудные дни, были тяжкие испытания, были и радости непомерные. Но слишком долга моя жизнь, чтобы вспоминать ее всю. Работал, писал, воевал с несправедливостью, учил прекрасных детей. Был и остался учителем. Привык гордиться тем, что я – учитель.
Быть долгожителем трудно. Но интересно. Целый век поворачивается пред тобой: множество картин, встреч, лиц, десятки школьных выпусков. Ребятишки, которых учил ты по букварю, приводят в класс своих детей, а там и внуков. И что же, опять все сызнова? Нет, всякий раз по-новому… Интересное это занятие – жить на земле.
Несколько лет назад, по меркам моей жизни – совсем недавно, попал я в родные места. В Старый Оскол приехал в конце апреля, уже чувствовалась весна, цвел молодой колхозный сад в Каплине, пели птицы в саду, и старая краснокирпичная школа стояла на месте – все, как было. Но повезли меня после этого в Стойло, и на меловых горах и перевалах, по которым бегал я бог весть когда без штанов и босой, открылась мне циклопическая работа механизмов, раздевавших землю-матушку на сто тридцать метров вглубь. Колоссальные террасы, похожие на древнегреческий амфитеатр, окружали круглую, ровную, как стол, площадь. Крутились по ней рычащие грузовики, везли магнитную руду на-гора. Улетучились запахи лугов и полей, умолкли птицы, затуманилось пылью весеннее солнце, – я слегка одурел.
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
