— Привет. Сегодня на пляж? — сложив руки на груди, указываю на круг.
— Ах, это? — лукаво щурится. — Я боюсь быть утопленной.
Слышу смешки, доносящиеся правее от нас. Смотрю на друзей, которые не пытаясь скрываться, вовсю пялятся на нас.
— Привет, — машет мне Саша.
— Салют, — отвечаю я.
— Ну так что? Начнем? — забирает мой взгляд Коваль, переключая на себя. Высокомерная стерва. Не любишь быть вне центра внимания?
— Придется, — деланно обреченно вздыхаю я. — Идем.
Пропускаю стерво-даму вперед. Виляя бедрами, Коваль проплывает мимо четы Филатовых, задевая Макса плечом:
— Привет, красавчик, — мурлычет зараза. — Как дела?
Закатываю глаза. Вот дрянь.
Гляжу на Сашку, у которой губы превратились в тонкую полоску. Она смотрит на Филатова так, что даже я ощущаю, как мои яйца скулят.
Не завидую золотым Фаберже друга.
— Красавчик? — шипит Сашка. — Это кто, Филатов?
— Веснушка, я тебе всё объясню, — отмазывается придурок. Именно такими фразами обычно и палятся. Я-то знаю, что стерва это сделала специально из-за своей сучьей сущности, а вот за здоровье друга я начинаю опасаться.
Придется отбивать товарища и отбеливать его честь и достоинство.
— Пряхин! — слышу грозное Сашкино за спиной. — После тренировки сразу ко мне.
Оборачиваюсь и наблюдаю за Рыжей, стремительно несущейся к двери, а за ней в припрыжку Максима. Друг салютует, мол, прикрой, и мчится следом за супругой.
Семейным разборкам быть.
Облизанная шапочкой сова стоит у лестницы, ведущей в бассейн. Сбрасываю лонгслив на кушетку, оставаясь в одних плавательных шортах. Вскользь улавливаю на себе скошенный взгляд стервы.
Спускаюсь в воду, дожидаюсь заразу.
Ее глаза распахнуты удивлением. Что, подруга? Ждешь, что брошусь тебе подавать руку? Обойдешься! Это тебе за опороченного Филатова.
Коваль фыркает и совсем не грациозно вваливается в бассейн.
— Ай! Какая холодная! Ты издеваешься? — вопит сова.
— Двадцать три градуса. По регламенту.
— Я требую подогреть её, — ударяет ладонью по глади воды. Брызги попадаю мне в глаза, и я готов прямо сейчас её утопить.
— Обязательно. В следующий раз заранее брошу кипятильник, — обтираю лицо тыльной стороной кисти.
— Мне холодно.
— Мне наср… — вовремя затыкаюсь.
— Я не смогу так расслабиться, — обнимает себя руками, бросая свой детский круг. — Меня трясет от холода.
— Будешь двигаться и согреешься. Ложись.
— К-куда? — смотрит на меня, как на душевнобольного.
— На воду.
— Как на воду? Я же утону! — взвизгивает стерва.
На то и расчет.
— Я буду рядом, — выгибаю бровь, улыбаюсь.
— Это-то и пугает. Помогать тонуть?
Пожимаю плечами, молчу. Пусть понервничает, ей будет полезно.
Подхожу ближе, раскрываю ладонь на поверхности воды:
— Ложись, — киваю на руку.
— П-прямо сюда? — удивляется.
— Прямо.
— Но…
— Ложись. Спиной, — касаюсь одной рукой ее спины, второй прихватываю хрупкое плечо, заставляя откинуться корпусом назад.
— Что б тебя, Юдин, — с паникой в глазах послушно подчиняется, и я укладываю её себе на руку.
Беспомощно барахтается ногами и руками, пытаясь за меня зацепиться. Не поддаюсь. Увожу себя.
— Успокойся. Выпрямись и перестань паниковать. Постарайся почувствовать воду. Она будет тебя держать, когда ты не будешь её бояться.
— Господи! Юдин. Я тебя убью! Я сейчас утону, — орет истеричка, хлопая по воде руками.
Пацаны на соседних дорожках замирают и косятся на нас.
— Работаем. Сейчас Максим Иванович подойдет.
Стискиваю бултыхающуюся в своей панике девчонку и прижимаю к мокрой груди. Через тонкую ткань купальника чувствую, как тарахтит ее мотор. Что, засранка, скорости не боишься, а воду испугалась?
