Два года спустя, в 1944 году, Красная армия вошла в Польшу. Были освобождены многие польские города, села и хутора. И, конечно же, были открыты двери фашистских концлагерей, которые за время оккупации расплодились в таком количестве, что и со счету можно было сбиться.
В числе прочих городов были освобождены и Травники. И, соответственно, одноименный концлагерь. Город городом, он, по сути, мало чем отличался от других покинутых фашистами городов, чего нельзя было сказать о концлагере. Это был особенный концлагерь, и советское командование об этом знало. Ну а если особенный, то тут было где разгуляться службе, именуемой Смерш.
На эту тему в одном из высоких начальничьих кабинетов состоялся обстоятельный разговор. Впрочем, слово «кабинет» здесь употребляется лишь в относительном смысле, для проформы, а на самом деле – какой уж тут кабинет? Кабинетом для советского командования, чьи солдаты только-только вошли в город, служило более-менее уцелевшее помещение. Кажется, при немцах это была какая-то торговая контора или что-то в этом роде. Ну, контора так контора. Для чего было оборудовать какие-то особенные кабинеты, когда завтра или послезавтра все равно предстояло их покинуть и шагать дальше на запад, вплоть до самого Берлина?
Но тем не менее эта контора считалась теперь высоким начальничьим кабинетом, и в нем происходил важный секретный разговор касательно концлагеря Травники. В разговоре принимали участие три человека: полковник Крынкин, подполковник Маханов и лейтенант Васильев. Полковник Крынкин являлся временным комендантом города Травники и его окрестностей, подполковник Маханов представлял разведку, а лейтенант Васильев являлся старшим группы Смерша.
– Уж какой-то ты слишком молодой! – скептически заметил полковник Крынкин, разглядывая лейтенанта Васильева. – Прямо-таки будто только позавчера тебя выдернули из-за школьной парты! А мне, между прочим, представляли тебя как опытного сотрудника Смерша. И когда только ты успел набраться опыта при такой-то твоей молодости?
– Так ведь и вы не старик, – усмехнулся Васильев. – Все мы здесь примерно одинакового возраста. Кто-то сказал, что война – это дело молодых.
– Это да, – согласился полковник. – Война – дело молодых… Хотя из-за нее мне порой кажется, что мне целых сто лет. А то, может, и вся тысяча. Ну да ладно. Когда победим, тогда и померяемся годами. А пока будем говорить о деле. То есть – о войне. Товарищ подполковник, вам слово.
– Я хотел сказать о концлагере, – сказал подполковник Маханов. – По нашим данным, это не простой лагерь, из тех, которые фашисты понатыкали едва ли не в каждом городе. По большому счету это вообще не лагерь, а диверсионная школа. – Подполковник Маханов помолчал, подумал о чем-то своем и продолжил: – Хотя и это не совсем точное определение. Помимо диверсантов, в лагере готовили надзирателей и конвойных для других лагерей, а еще – карателей для борьбы с партизанами и подпольщиками. Вот такой это, стало быть, интересный лагерь.
– Понятно, – кивнул Васильев. – Школа для всяких предателей и прочих мерзавцев. Так сказать, ускоренные курсы.
– Что-то вроде этого, – кивнул подполковник Маханов. – Ну так вот. Понятное дело, что, когда мы вплотную подошли к городу и, соответственно, к лагерю, лагерь самоликвидировался. Все его руководство, я так думаю, подалось дальше на запад, курсанты, я думаю, тоже.
