Подполковник опять помолчал, подумал, даже прошелся по кабинету. Видимо, он не был большим охотником говорить, и потому, когда ему приходилось произносить долгие речи, он не мог этого делать единым махом, без перерыва.
– Да, так вот, – наконец сказал он. – Лагерь самоликвидировался. Но не полностью. Есть основания подозревать, что кое-какие личности не ушли из лагеря, а остались здесь. Может, в Травниках, может, в Люблине, а возможно, и там и там. Не исключено, что и в окрестных лесах их обосновалось немало. Для чего они рассредоточились по городам и лесам – понятно. Мы скоро уйдем дальше на запад, а они останутся. И, как только мы отойдем подальше, они тут же и проявятся. Начнут терроризировать местное население и новую польскую власть. Для того-то они здесь и оставлены. Ты понимаешь, о чем я толкую? – Подполковник Маханов внимательно взглянул на лейтенанта Васильева.
– Понимаю, – вздохнул Васильев.
– Но только ты учти, что сражаться тебе придется с особенным врагом, – сказал подполковник. – Это не какие-то запуганные крестьяне, которые рады бросить оружие при первом же удобном случае. Этот враг не простой. Убежденный! А еще напуганный. Все эти люди обучались в лагере добровольно, никто их туда силком не гнал. Значит, и сражаться они будут до последнего. Ну а что? Терять-то им нечего. На милость советской власти им рассчитывать нечего, и они это прекрасно понимают. К убежденным предателям какая милость? Такой вот, значит, получается расклад. Черный и белый цвет и никаких других оттенков! Подполковник опять встал, опять прошелся взад-вперед и закончил свою речь:
– Но и это еще не все. Еще, по данным нашей разведки, вместе с курсантами-предателями в окрестных городах и лесах могут остаться и специальные фашистские подразделения для ведения подрывной работы в нашем тылу. Ну или, на худой конец, фашистские командиры, которые руководят всей этой нечистью. Им-то тем более рассчитывать не на что.
– Со всей этой сворой нужно разобраться как можно быстрее, – сказал полковник Крынкин. – Пока наши войска не ушли дальше на запад. Они в случае чего помогут. А вот если они уйдут, то кто станет помогать? Здесь останется лишь моя комендантская рота, да еще, пожалуй, местная милиция или как уж они на самом деле будут называться. А этого маловато. Так что бабушкины пирожки лучше есть, пока они горячие.
– Действуй, лейтенант, – сказал подполковник Маханов. – И держи нас в курсе дела. Чем сможем – поможем.
На это лейтенант Васильев ничего не ответил, да и что было отвечать? Все было понятно и без слов. Ему, командиру группы Смерша, предстояло разобраться с той нечистью, что осталась в городе и его окрестностях после того, как ушли немцы. И все бы ничего, если бы не концлагерь. Вернее сказать, если бы не специальная школа, расположенная в этом лагере. Школа, в которой фашисты готовили для себя всевозможных помощников и пособников.
До сей поры Васильеву еще не приходилось сталкиваться с такими вещами. Диверсионная школа, курсанты и командиры которой не все ушли на запад, а многие из них остались, затаились, рыскают где-то поблизости… И главное, никто не может сказать, кто они и каково их количество. Может, их лишь небольшой отряд, а может, и целая рота. Все могло быть. Все это зависело от замыслов немецкого командования, но каковы были эти замыслы, лейтенант Васильев не знал. И никто этого не знал, даже начальник разведки подполковник Маханов.
