Фашистское жало - страница 17
– Чист, – сказал Кожемякин.
– Ты! – крикнул Васильев второму мужчине. – Вставай! Но без резких движений! Рук не опускать! Пять шагов вперед!
Со вторым незнакомцем были проделаны точно такие же манипуляции, как и с первым. И у него тоже не оказалось при себе никакого оружия.
– Вы кто? – спросил Васильев у обоих незнакомцев сразу.
– Травники, – ответил один из незнакомцев. – По-немецки – хивис.
– Кто? – не понял Васильев. Со словом «травники», впрочем, было более-менее понятно – так назывался город, в котором располагался лагерь. Но кто такие «хивис»?
– В этом лагере находился учебный центр… – сказал один из незнакомцев.
– Знаем! – перебил его Васильев. – И что?
– А в центре – курсанты, – пояснил незнакомец. – Их называли травники или хивис.
– Теперь понятно, – сказал Васильев. – Так вы из них? Из этих самых хивис?
– Из них, – подтвердил незнакомец.
– Русские, что ли? – поинтересовался Грицай.
– Русские…
– Вот оно как! – хмыкнул Грицай. – И каким же таким путем вы сюда попали?
– Обыкновенным, – ответил на этот раз второй незнакомец. – Воевали, попали в плен. Оказались в лагере. В Майданеке – слышали о таком?
– Допустим, слышали. – Грицай скривился в усмешке. – И что с того?
– А то, что в том лагере, в Майданеке, выжить было невозможно, – сказал незнакомец. – Он так и назывался – лагерь смерти.
– Ну-ну… – неопределенно произнес Грицай. – А вы, значит, хотели выжить.
– А ты не скалься! – с неожиданной злостью произнес незнакомец. – Ты бы вначале побывал в том Майданеке, а уже затем скалился бы!
– Вот чего не было в моей биографии, так это концлагеря, – сказал Грицай. – Не довелось мне там побывать. Это потому, что я не сдавался в плен. Не поднимал ручки кверху!
– Так и мы и не сдавались, – мрачно произнес один из незнакомцев. – У нас кончились патроны, мы отбивались штыками и камнями. Но камнями разве много навоюешь? Тебе, зубоскал, когда-нибудь приходилось с каменюкой идти на немецкий танк? Вижу, не приходилось. А тогда не скалься. Потому что не поймешь ты нас. Чтобы понять, надо побывать в нашей шкуре. Вначале – с голыми руками против танков, а затем – в Майданеке.
– Семен, уймись, – сказал Васильев. – Не время ругаться. А в этом лагере как вы оказались? – Вопрос адресовался двум травникам.
– Вот так и оказались, – ответил один из них. – Можно сказать, что добровольно.
– Ну а я о чем толкую! – вставил свое слово Грицай. – Все здесь ясно-понятно!
– Не пори горячку, Семен! – одернул Грицая Васильев. – Понятно, непонятно… Если бы все с налету было понятно – как бы нам легко жилось и воевалось!.. Ну так как вы очутились в этом лагере? Что значит – добровольно?
– Так ведь у нас и выбора никакого не было! – сказал один из хивис. – Или подохнуть в Майданеке, или попытаться вырваться на свободу. Из Майданека не вырвешься. А отсюда можно было попытаться. Мы думали так: согласимся на предательство, то есть сделаем вид, что мы согласились. Нас здесь чему-то выучат, дадут нам в руки оружие и отправят воевать против партизан. Ну или еще лучше, если забросят в советский тыл. И только нас и видели. Тотчас же сдадимся советским властям или организуем самостоятельный партизанский отряд и станем воевать дальше.
– Воевать-то можно везде, – добавил второй хивис. – Хоть вместе с Красной армией, хоть здесь. Враг везде один и тот же. В общем, сбежим отсюда, а уж дальше будет видно.
– И что же вы не сбежали? – все никак не мог успокоиться Грицай.