Фаталист. Желающего судьба ведет, нежелающего – тащит - страница 8

Я впервые взглянул на своего спасителя и замер. Он смотрел на меня с высоты могучего ветвистого дерева, такого родного, сквозь листву которого просвечивало ласковое солнце. Он и сам был человек-солнце с лучистым взглядом, полным сострадания и любви. К своему отчаянию, я был не в силах выдавить из себя ни звука. Но Профессору слова были не нужны. Он внимательно посмотрел на меня, и на глаза его навернулись слезы. Я видел, как ему стало больно. Я даже не думал, что человек может обладать таким даром – чувствовать боль другого человека, как свою. Это сквозило даже в его жестах, я увидел, как бережно он возвратил мне то единственное, что у меня осталось: мою грязную, затоптанную повязку, за которой я чувствовал себя хоть немного защищенным… Будто мне вернули воздух. Благодарный до слез, я протянул ему руку, которая тут же утонула в его теплой ладони, полной неведомого мне доселе доверия.

В тот миг я почему-то передумал бежать, и, кивнув друг другу, мы ушли от всего, что осталось где-то там, за городской чертой, куда я, точно знал, больше не вернусь.

Несмотря на страх перед неизвестностью, в глубине души я радовался, что наконец удаляюсь от своего прошлого, от города, не дающего мне дышать, потому что дым того пожара все еще стоял в легких. Дрожь моей руки передавалась Профессору, и пока мы шли, он успокаивал меня своим удивительным голосом, говоря не совсем понятные вещи о том, что страх живет только внутри нас и является уникальным ресурсом, вопрос лишь в том, как его использовать. «Вопрос как всегда в выборе, мальчик мой», – сказал он и стал моим наставником и проводником в Мир Добра, в которое я перестал верить, но которое ко мне все же пришло…

Когда мы подошли к дому, где жил Профессор, я остановился и зажмурился. Мне было страшно открыть глаза, потому что я думал, что происходящее со мной – сон. Но это была явь: мы стояли перед настоящей громадиной на колесах, весьма похожей на двухэтажное бюро с множеством окон, аркообразным входом с двух сторон, винтовыми лестницами, ведущими на второй этаж, опоясанный по периметру узким балконом. Это был самый удивительный дом из всех, что я видел. «Ларго», как мне представил его Профессор. Мы подошли ближе, когда этот механический зверь нас заметил, заурчал и, мягко покачиваясь, стал двигаться навстречу.

Я не понимал, что происходит, и уже подумал, что наверняка тронулся умом, видя «живой дом», направляющийся к нам, когда в эту самую минуту, может, от избытка впечатлений, а может, просто от голода, в моих глазах внезапно потемнело и, обессиленный, я упал без чувств.

Легкий поворот калейдоскопа, и самоцветы меняют узор…

Поначалу я еще был очень истощен и боязлив, как дикий зверь, с которого, наконец, сняли ошейник, но, принимая заботу Профессора, я послушно пил приготовленные им целебные настойки, чувствуя, как с каждым днем иду на поправку. Мне все реже снились сны, в которых я кричал, задыхаясь от дыма, и потихоньку я начал верить в то, что и невозможное иногда случается.

Сидя возле моей кровати, Профессор подолгу рассказывал увлекательные истории своих странствий, которые вдыхали в меня жизнь не меньше его эликсиров. Он был самым необыкновенным человеком из всех, кого я когда-либо встречал: умным и бесконечно добрым…

В день, когда мы встретились, Профессор шел с Черного Рынка, находящегося по соседству с Кварталом Услуг, где приобрел зернышко редкого растения – древоцвета, которое за всю жизнь вырастало размером с ладонь, не больше. Раз в год на нем появлялась одна ветка, и только раз в семь лет зацветал один единственный цветок «необыкновенной красоты», как говорил Профессор. Цветок не опадал, а покрываясь корой, превращался в деревянный кокон, где вызревало новое зернышко и, посадив его, можно было взрастить еще одно деревце, которое давало много кислорода. Профессор считал, что если каждый вырастит хотя бы одно такое, то мир навеки будет обеспечен чистым воздухом. Но люди, думающие иначе, давно вырубили эти уникальные растения, и теперь на Черном Рынке зернышки продавались дороже драгоценных камней.