Ее мать вернулась из Москвы совершенно безумной. Внешне она не выглядела потерявшей рассудок, в худшем случае человеком с неврозом, который, несмотря на неудавшуюся карьеру, прожил интереснейшую жизнь. Внутренне же она полностью потеряла способность здраво оценивать свои действия.
После своего чудесного исцеления и нарушенной клятвы она попыталась восстановиться в театре, но свято место пусто не бывает, и там уже работали не менее талантливые и так же мечтающие о карьере артистки, у которых имелось серьезное преимущество – они были моложе. Она вступила в подковерные схватки, однако довольно быстро сдалась, и ей пришлось уехать в провинциальный театр, где была обещана проба на одну из главных ролей.
Несмотря на ореол опытной московской дивы, ученицы легендарной Невской, главную роль она все-таки не получила, довольствовавшись маленькой ролью второго плана. Правда, ее томный образ не остался без внимания: она привлекла воздыхателя в виде начинающего, но талантливого молодого тенора, который и не грезил о столице, но в своем городе уже стал звездой.
Их странные отношения то сводили, то разводили их, но у нее были на него планы, и они расписались. Следующие девять лет они жили как муж и жена, хотя больше это напоминало растянутый во времени развод. Его успешность в городе росла: цветы, восхищенные поклонницы, банкеты после спектаклей. Она же ввиду строптивого характера теряла одну роль за другой; в какой-то момент режиссер от нее устал, и ее попросили написать заявление на увольнение по собственному желанию…
За все эти годы она лишь изредка говорила с Полиной по телефону, но ни разу не предложила ей приехать. Очередной скандал с мужем переполнил чашу его терпения, и он ушел. Развод был быстрый, так как ничего общего вместе они не нажили. От полной безысходности она с тяжелым сердцем, под грохот житейского провала, который стоил десяти лет жизни, вернулась в родной город.
Полина наотрез отказалась видеть ее и говорить с ней, она демонстративно уходила, когда мать приезжала на выходные к ним с бабушкой, чтобы даже случайно не пересечься.
И тогда осознание того, что от нее отвернулись все любимые люди и она осталась одна во всем мире, довершили ее безумие.
Она стала всячески втираться в доверие к дочери, на оставшиеся от работы в театрах деньги купила ей компьютер и решила, что они станут подругами: мать выкрасила волосы в малиновый цвет и собрала рок-группу, которая неуклюже пыталась играть кельтскую музыку. Взяв себе эльфийское имя, она позировала в бесконечных тогах с бараньими рогами на голове, стуча при этом в большой бубен из козлиной кожи.
Она понимала, что восстановить свое доброе имя в глазах дочери практически невозможно, и выбрала самый подлый способ реабилитации: начала всячески наговаривать на отца Полины, выставляя себя и ее жертвами его чудовищного характера и абсолютного эгоизма.
Удивительно, но бабушка молчаливо поддерживала эти лукавые наговоры, правда, лицо ее при этом становилось серым. Нудная настойчивость, с которой мать лезла в ее интересы, отвращала Полину от любого нового увлечения; в какой-то момент она решила, что больше не хочет находиться с этими людьми рядом, пусть ее отец оказался подлецом и бросил ее, но безумное лицо матери она видеть уже не могла, не хотела.
Единственный человек, который удерживал ее от бегства, – это бабушка, слезные просьбы не бросать ее вызывали в Полине болезненные приступы жалости.
