– Половина?!
– Да, у меня всё отмечено.
– Вот так вкалываешь, хочешь дать дочери всё самое лучшее… горбатишься на работе – а для чего?
– Мы в ответе за тех, кого…
– Воспитали, воспитали! – перефразировал Барахолкин с довольной ухмылкой. – Ещё раз извини за простой, Лёш. Если можно, перенеси занятия на следующий месяц.
Так нельзя. Вредно для учебного процесса, но делать нечего – учитель кивнул. Один вид измученного, выжатого как лимон лица Сергея Ивановича вызывал дикую жалость. При всех закидонах, чудачествах и перегибах, часто свойственных людям старой закалки, Барахолкин был одним из самых адекватных отцов, с какими репетитору приходилось сотрудничать. А на фоне отдельных товарищей Сергей Иванович казался почти образцом.
Но главное не в этом – Алексей уже сдружился с Барахолкиными, занимаясь с Варей больше пяти лет, стал частью их семьи. Ему доверяли бытовые тайны, к нему обращались за советом и помощью – пусть он в очередной раз потеряет материально, однако сохранит доверительные отношения с родителями, чей сложный, нередко конфликтный характер требовал порой особого подхода.
На улице Алексея встретила весна, удивляя теплотой, разлитой вокруг – это казалось маленьким чудом на фоне прошлых холодных, капризно-переменчивых дней. В этом солнечном шёпоте учителю казалось, что всё самое лучшее впереди, потому что сама природа раскрывалась с новой силой. Ветки деревьев зеленели и будто обнимали прохожих, чтобы те почувствовали это невероятное весеннее счастье и почаще могли идти на компромисс друг с другом.
Услышать и понять – это почти помочь, а значит, уже кое-что. Совсем немало, если немного задуматься.
Улица ожила от задорного ветра, который взлохматил волосы на голове молодого учителя.
Посвящается всем, кто слышит
весенний ветер.
Липецк, 18-е мая 2019-го
Планета «Номер Цирк!»
Поднимаясь по лестнице в квартиру Барахолкиных, репетитор услышал такой шум, будто толпа туземцев сражалась с амазонками за последнюю нитку бесценных бус, чтобы бешеными танцами отмечать каждый год победу за трофей.
Крики взрывали лестничную площадку, кто-то из соседей открыл дверь, чтобы проверить: не упал ли метеорит, не случилось ли нашествие сектантов? Нет, просто в соседней квартире шумят, наверное, с воодушевлением делают уроки – обычное дело для этих чудаков.
Спокойно, товарищи – образование дело тонкое.
Алексей постучал, но дверь оказалась открыта, его ждали. Мелочь, а приятно. Главное, чтобы дружная семейка не передралась перед занятием: в последнее время Барахолкин стал на удивление ранимым. Ранить его самолюбие могло любое чужое мнение или несогласие дочери с уникальными педагогическими талантами отца.
– Ты хоть что-то можешь понять, лошадь с глазами? – кричал Сергей Иванович, размахивая учебником как саблей. – Физика для меня самый простой предмет! Я до сих пор помню со школы всё! А потому что учился на совесть, не скакал с айфоном как козёл по деревне! И получил лучшее образование, о котором ваше поколение может только мечтать! Лучшее образование, повторяю!
– Па-а-ап, ну не бубни! Объясни нормально!
– Не папкай мне, ты зубрить должна, грызть гранит науки! – разошёлся Барахолкин, как обычно переходя на пламенные речи вместо спокойных аргументов. – А ты всё сигаешь с места на место! Рассказывай параграф! Живо! Раз-два! Ну?!
– Да ну его, он тупо скучный, – заявила Варенька, надув губки. – Ты объяснять не умеешь, а только свой бубен включаешь!
