Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг. - страница 5



. Эта фраза якобы содержалась в одной из записок фельдмаршала, отправленных Николаю I весной 1854 г. Позднее ее практически без изменений приводил в своем труде историк международных отношений Я. Н. Бутковский[26].

На самом деле, предложения Паскевича, неоднократно высказываемые им в письмах императору и командующему Дунайской армией генерал-адъютанту М. Д. Горчакову, не содержали ничего похожего на такую стратегическую комбинацию. В феврале, а тем более весной 1854 г., князь Варшавский призывал проявлять исключительную осторожность в международных делах, особенно в отношении Австрии.

Советская историография Крымской войны также лишь фрагментарно освещала деятельность Паскевича. Значительное внимание обороне Севастополя в своей обзорной работе уделил А. А. Свечин[27]. При вполне объяснимом для советского военспеца 1920-х гг. демонстративно-нигилистическом отношении к николаевскому военному наследию Свечин высказал ряд интересных соображений. Он был едва ли не первым исследователем, который положительно оценил решение Паскевича о прекращении осады Силистрии и отступлении за Прут, хотя и назвал стиль командования фельдмаршала «уродством»[28].

«Основная ошибка мышления Паскевича заключалась, – утверждал Свечин, – в недооценке реальных военных событий, признаваемых им за второстепенные, в пользу главного театра, лишь туманно намечавшегося в будущем. Даже в момент осады

Севастополя Паскевич противился всеми силам отправке подкреплений на этот второстепенный театр, чтобы не ослабить себя на жизненном направлении против главного возможного врага – Австрии. Но так как последний враг так и не выступил, и Восточная война сложилась только в плоскости измора, в борьбе не на жизненных направлениях, а на второстепенных театрах, то идеология сокрушения, представленная Паскевичем, вела лишь к увеличению числа бездействующих русских войск за счет действующих, к понижению энергии наших усилий и к повышению расходов войны»[29].

Под влиянием теоретического наследия знаменитого немецкого военного историка и мыслителя Г. Дельбрюка[30] в Крымской войне Свечин в первую очередь стремился выяснить соотношение в стратегии принципов «измора» и «сокрушения». В этом смысле события севастопольской обороны интересовали его как важный исторический этап на пути к имевшей позиционный характер Первой мировой войне, если и не в плане тотальности вооруженной борьбы, то с точки зрения превосходства «измора» над «сокрушением». По мнению Свечина, николаевское правительство изначально неверно определило ограниченный характер предстоявшей борьбы, а потому автор придерживался точки зрения, что в ходе войны Россия «перемобилизовалась»[31]. Вызванное «перемобилизацией» истощение экономики являлось одной из главных причин, вынудивших Александра II признать борьбу проигранной. При этом, несмотря на тяжелый дефицит бюджета, сравнительная устойчивость русской валюты показывала, что империя отнюдь не дошла до предела своих материальных возможностей[32].

Свечин также весьма сдержанно отнесся к профессиональным достижениям Э. И. Тотлебена, он прямо указывал, что репутация последнего была неоправданно раздута. Утверждение, что Севастополь держался так долго не столько благодаря усилиям инженеров и мужеству защитников, сколько благодаря колоссальным запасам крепости, для отечественной научной традиции звучало весьма неожиданно, но вполне в духе 1920-х гг.