Незнакомка приняла руку и повлекла Годелота за собой в сеть оживленных переулков Каннареджо.
Они не разговаривали по пути. Сначала Годелот ощущал, как от волнения быстро колотится сердце, но теплая девичья рука на сгибе локтя поневоле уводила мысли в другую сторону. Сначала он лишь искоса взглядывал на спутницу, но потом рассудил, что изображать влюбленного кавалера можно и более правдоподобно. Поэтому, уже не скрываясь, посмотрел ей в глаза и улыбнулся, надеясь снова поймать тот же сияющий озорной взгляд. Но девушка в ответ предостерегающе нахмурилась и чуть ускорила шаг.
В иной раз этот молчаливый отпор только раззадорил бы шотландца, но сейчас всколыхнул запоздалую мысль: неужели это и есть девушка его предприимчивого друга? Тогда неудивительно, что она держится недотрогой… И от этого предположения Годелот неожиданно испытал какое-то мерзкое чувство, с досадой понимая, что это обыкновенная зависть.
Полчаса спустя они перешли горбатый мостик через узкий каналец. Девушка выпустила руку шотландца и с поклоном указала ему на опрятную лавочку в квартале впереди, будто провожала заблудившегося прохожего. Она подвела спутника к крыльцу, отперла дверь и с самым респектабельным видом прошествовала внутрь.
Годелот последовал за девицей. А та, бегло оглядев пустую лавку, поманила шотландца за собой к неприметной двери за прилавком. За дверью оказалась полутемная кладовая, пропитанная запахами снеди и приправ. За спиной хлопнула дверь, из полумрака навстречу шотландцу выступила худощавая фигура. Раздался знакомый голос:
– Ну, здравствуй, брат.
* * *
Всего секунду Годелот стоял неподвижно, а потом медленно покачал головой:
– Пеппо… Черт тебя подери, Пеппино, мерзавец!.. – пробормотал он и, шагнув вперед, порывисто сжал друга в объятиях.
Уже в следующий миг он ожидал насмешки над своей неуместной чувствительностью, но тетивщик лишь неловко и сердечно обнял его в ответ.
Отстранившись, шотландец грубовато потряс Пеппо за плечи, ощущая, как его, наперекор всем пережитым бедам, затапливает бесшабашный восторг. На миг даже показалось, что все невзгоды позади и осталось лишь посмеяться над месяцами бестолкового метания по недоброму заколдованному кругу. Пеппо же добродушно и как-то совсем «зряче» подмигнул:
– Карманы бы проверил!
А губы вдруг едва заметно, растерянно-беззащитно, передернулись, неуловимо обнажая под шутливой фразой отзвук каких-то тщательно скрытых чувств.
Годелот было расхохотался, но тут же посерьезнел:
– Ты, дружище, кладезь фортелей, ей-богу. Только я к твоим кляксам привык – уже письмо другим почерком писано. Я вчера полвечера размышлял, мне оно предназначено или по ошибке затесалось. – Еще договаривая, он спохватился, оборачиваясь к двери, у которой все еще стояла девица, глядящая на друзей с самым неподдельным умилением. – Сударыня, простите меня, увальня. Я вас не поблагодарил и даже имени вашего спросить не удосужился.
– Росанна Барбьери, – кивнула лавочница, а Пеппо улыбнулся с безыскусной теплотой:
– Кабы не Росанна, ничего бы не вышло, брат. Это все ее затея.
Девица с укором покачала головой:
– Да будет тебе. Всего-то хлопот – строку черкнуть да в Сан-Марко прогуляться. А уж упирался – словно я его под венец волоком тащу. Гордец, видишь…
Пеппо бегло потер лоб, заметно смутившись, а Годелот ухмыльнулся:
– Мона Росанна, вы на редкость даровитая актриса. Слышали бы вы, какой разнос мне учинила наша кухарка! Боюсь, мне придется в знак прощения выпросить у вас ленту и повязать на дублет. Иначе не видать мне сегодня ужина.
