Годелот несколько секунд помолчал, коротко сжал плечо друга и проговорил уже другим тоном, будто подчеркивая, что разговор пора перевести в иное русло:
– Как мы теперь будем связываться? Тайник у госпиталя раскрыт. И погляди ж ты на Орсо, змея крапивного. Пеппо, я порой думаю, человек ли он вовсе? Он умеет извлечь пользу из чего угодно. Марцино убили – он отлучки запретил. Я еще подумал: какого черта? А он, оказывается, уже за мной приглядывал. Знал же, что если я куда и побегу, такой запрет нарушив, – то только тебе весточку оставить. Доктор еще меня прикрыть попытался, да только Орсо не проведешь. Интересно, стрижи, что под крышей гнезд налепили, – тоже его шпионы?
Падуанец встал с ящика:
– Об этом подумать надо, Лотте. Росанну или Алонсо я снова просить о помощи не хочу. Они оба не понимают, насколько все серьезно.
Годелот поколебался:
– Пеппо… А вы с Росанной… ну…
Оружейник обернулся и вдруг расхохотался с искренним весельем:
– И ты туда же! Да ты-то не слепой, сам посуди: на что я такой девушке сдался? Росанна помогает мне так же, как Алонсо яблоками угощает. Просто по доброте.
Шотландец покусал губы. А потом слегка небрежно обронил:
– То есть… ты не будешь возражать, если я попытаю удачи?
Брови Пеппо дрогнули, а по лицу разлилось выражение такого упоенного окаянства, что у Годелота разом зачесались руки одним умелым ударом кулака вдребезги разбить эту чертячью ухмылку. Но оружейник тут же учуял дух грядущей расправы и, с видимым усилием сглотнув уже готовую колкость, вполне серьезно ответил:
– Я-то не возражаю. Но мой тебе совет – заведи штатское платье. Иначе шиш с маслом, тут и к цыганке не ходи.
Задетый шотландец поморщился, поискал какой-нибудь достойный уничижительный ответ, но ссориться не хотелось, и он просто спросил:
– Ты больше ничего не знаешь о Паолине?
По лицу Пеппо прошла тень.
– Нет, – коротко отрезал он, отворачиваясь. Годелот невольно закатил глаза.
– Ты до гробовой доски себя казнить будешь? – чуть понизил он голос, а оружейник вдруг рявкнул в манере первых дней их знакомства:
– Слушай, не лезь, а?!
Солдат уже готов был огрызнуться в ответ, но вдруг осекся, снова прикусывая губу. А напряженные плечи Пеппо расслабились, ссутуливаясь.
– Прости… – пробормотал он. А затем чуть принужденно добавил: – Так что у нас с новым местом для писем?
* * *
– И что вы думаете? Он все-таки женился! – победоносно заключила Росанна, и толпящаяся у прилавка стайка девиц разразилась смехом.
У лавочницы хватало подруг из постоянных покупательниц и соседских дочерей, и они никогда не упускали возможности навестить Росанну в дни, когда мессер Барбьери отлучался по делам. В уютной лавчонке можно было укрыться от зноя или непогоды, вволю посудачить, а под хорошую руку и угоститься сладостями. Вот и сейчас в корзинке посреди прилавка быстро убывал черный изюм, уже были обговорены и новая юбка чьей-то сестры, и забавный толстяк, за которого собралась замуж чья-то кузина, и прочие не менее важные и волнующие материи.
Росанна же самозабвенно веселила подруг сплетнями, зная, что звонкий хохот девичьего цветника заглушит любые голоса из кладовой надежнее всякого иного шума. А отец потом услышит немало соседской воркотни, дескать, гвалту было как в курятнике, что отметет у него сомнения, весь ли день дочь провела в лавке.
Сесилия, младшая дочь портного Кальвино, худая девица с длинным унылым лицом, зато в котте дорогого зеленого сукна, наклонилась вперед и понизила голос:
