– И что же?
– Ты любишь своего раба и принимаешь участие в его судьбе?
– Более, чем ты можешь предполагать.
– Хорошо! Я хочу за него предложить тебе кое-что.
– Говори, – сказал холодно Кермор, немного успокоившись.
– Я хочу, по мере возможности, отблагодарить его за спасение моей родственницы.
– Я слушаю тебя.
– Согласен ли ты продать его нам? – спросила его Флавия.
– Нет.
– Я вам предлагаю 30000 сестерций, – сказал Климент.
– Это, разумеется, сумма значительная, но она не удовлетворяет меня.
– Ты хочешь, может быть, 50000 сестерций? – спросила Флавия.
– Я не согласен и на это.
– 100000 сестерций?
– Нет!
– 200000?
– Нет.
– Ты очень требователен, – вскричала Флавия; – на эту сумму можно купить более 20 рабов, но чтобы доказать тебе, что я готова отблагодарить его, я предлагаю тебе 500000 сестерций.
– Если ты предложила бы мне 2.000000 сестерций, и то я не соглашусь, – сказал Кермор.
– Чего же ты желаешь за него? – вскричали в один голос Климент, Домицилла и Флавия.
– Я вовсе не хочу продавать его. Вы думаете, подобно всем римлянам, что за золото все можно получить. Знайте же, что я не придаю золоту никакой цены.
– Неужели золото так ничтожно, что не может помочь этому несчастному? – спросил консул.
– Тебе и подобным тиранам вселенной, – отвечал старик, – золото нужно для разврата и порабощения народов.
– Ты не совсем прав! – сказала Флавия. – На сколько я тебя поняла, ты думаешь, что мы хотим купить этого молодого человека, чтобы обратить его в своего раба. Ты ошибаешься: мы дадим ему свободу.
– Это трогает меня, потому что среди римлян это редкое явление.
– Ты согласен?
– Нет, я отказываю.
– Однако, ведь нужно же нам отблагодарить этого раба! – сказал Климент, раздражаясь.
– Разве с него не достаточно! – сказал с иронией Кермор, – за спасение жизни этой знаменитой римлянки, послужить целью для стрел цезаря, единственного бога, которому вы все поклоняетесь.
– Ты не прав, старик! – сказал Климент, – отвечая нам насмешками. Но знай же, этот молодой человек получит должную награду. Он будет свободен помимо тебя!
– Я его господин! – сказал Кермор спокойно.
– Я в этом и не сомневался. Но ты должен знать, что консул имеет власть отпускать рабов на волю.
– Ты консул?
– Да.
– Твое имя?
– Флавий Климент. Это – моя жена, а спасенная вашим рабом, Флавия Домицилла, моя племянница. Этого достаточно, чтобы ты решился удовлетворить нас.
– Мое решение непоколебимо! – отвечал старик.
– Значит, я могу действовать собственною властью?
Кермор окинул консула и его спутниц взглядом, полным гнева и ненависти, и сказал сурово;
– Вот, Флавий Климент, прикажите рабу моему покинуть меня, я ему это позволяю.
Консул обернулся к Фелинису и сказал:
– Раб, ты получаешь свободу, за цену, назначенную моею племянницей, которая и будет передана твоему господину.
– Я отказываюсь! – отвечал Фелинис с досадой.
Климент и его спутницы с удивлением глядели на него.
– Странные вы люди! – сказал консул. – Объясните нам, по крайней мере, что мы можем сделать для вас?
Но вместо ответа Кермор, взяв за руку молодого человека, сказал ему:
– Пойдем.
И они молча удалились.
– Какие необыкновенные люди. Я никогда не встречал подобных! – сказал Климент.
– Тут скрывается какая-нибудь тайна! – заметила Домицилла.
– Вот идут носилки за нами! – сказала Флавия. – Но я не могу так оставить этого молодого раба. Быть может, он и его товарищ ожесточились от несчастий или от вопиющих несправедливостей. Иначе они вняли бы разным доводам.
