Феномен Аполлона Иллюзорова. К чертям все… - страница 14

– Петь – работа девчачья… Вон в моей молодости девки, да и бабка моя, голосили на всю деревню народные всякие. А я на баяне играл. За мной тогда бабы все табуном ходили, разрумяненные, нарядные. А я токма по бабке сох. Она самой видной девицей в деревне была.

– Я играть на баяне не хочу. Я рисовать хочу, деда. Хочу в кружок ходить – мама не разрешает.

– Ну, видно дело, – ухмыльнулся дед. – Не хочет, мамка, чтобы из тебя батька твой вырос. Как это называется… Прообраз евонтый в тебе видеть не хочет. А что рисовать-то у тебя хорошо, что ли получается?

– Ага. Я лошадь могу. Могу человека нарисовать. Или школу. Или поле с лесом. Да все могу! На уроках рисования меня всегда хвалят, – сказал Аполлон без ложной скромности.

– Ну, так сам и рисуй без всякого кружка. Хошь краски тебе купим и альбом?

– Да, деда, хочу.

* * *

Аполлон лежал на спине посреди настоящего русского поля. Над ним колосилась золотая рожь и простиралось необъятное небо. Мальчик смотрел на бегущие облака, и его мысли уносились куда-то далеко-далеко. Рядом трепыхался на ветру альбомный лист, на которым, словно в зеркале, отражались то же поле, то же небо… Руки Аполлона были перепачканы акварелью. В ногах валялись пакет со свежими эклерами из кондитерской и бутылка «Буратино». Мальчик был счастлив. Его глаза светились любовью ко всему человечеству.

«Я свободный художник, – говорил Аполлон, пожевывая тростинку. – Подарю рисунок деду».

На телефоне зазвучало «Money for nothing». Еканый бабай – пора на работу. Понедельник – день тяжёлый для любого клерка. Да еще осень за окном. Из нарядно-золотой она почти уже превратилась в грязно-коричневую с шлепающей под ботинками грязью.

Аполлон протянул руку, – пластиковый Дед мороз, подарок-шутка от Тэда, покачнувшись, упал, гаркнув голосом Жириновского «God, bless America, однозначно!». Вздрогнув, Аполлон поднялся с кровати. Телефон продолжал звонить – вопрос, где. Обшарив все вокруг, Аполлон заглянул под кровать. Мобильный отплясывал чечетку на паркете. При помощи мягкого тапка телефон удалось выудить.

Наступила тишина.

И тут же Аполлона накрыло – он вспомнил сон. Детство всплыло в памяти – его худшие моменты. Хоть плачь, бля… Отголоски прошлого, мать их. Детские травмы, едрен батон. И намотавшиеся на все это мистические переживания. Явления демонов народу.

«Спасение – контрастный душ», – подумал Аполлон.

Сунул ноги в тапочки, накинул халат и отправился в любимую ванну.

Все таки странно.., – рассуждал Аполлон. – Странно, что Нинель подарила мне неделю свободы. Это совсем не в ее духе. Для инвестбанка сейчас как раз горячая пора – hot season, как сказал бы Тэд. Отпуска – дело маловероятное, почти несбыточное. Даже кризис мало, что изменил. Разве, что суетиться приходиться больше, подбадривая на сделки сомневающихся богатеев.

Аполлон дополз до ванной и привычно глянул в зеркало. Получше, чем позавчера, но все же не фонтан. Контрастный душ помог расслабиться и собраться одновременно. В голове появилось больше ясности.

Аполлон совершил утренний ритуал распрямления кудрей, затем сварил кофе, привычно кинув в турку немного сахара и корицы для более выраженного вкуса и аромата. Кофий с горьким шоколадом вприкуску – отличное начало дня.

Позавтракав, Аполлон направился в гардеробную. Белая рубашка и галстук с фиолетовыми кузнечиками – первое, что пришло в голову. Так и сделал.