Алексей Дидуров так писал про это временное увлечение Быкова [18]:
«Пришлось ради хлеба насущного продавать с телеэкрана шляпу Маши Распутиной, заниматься в радиоэфире песенным развернутым буриме и плодить бульварные романы под англосаксонскими псевдонимами».
Что ж, если жизнь заставит, можно съесть и собственную шляпу, как любят выражаться англичане. Можно даже петь в эфире, не имея голоса. Чего только не сделаешь, чтобы заработать на пропитание семье. Я не пытаюсь Диму в чём-то обвинять, поскольку сам в 90-е подрабатывал на стороне.
Ещё одно обоснование этим увлечениям Быкова в лихие 90-е находим в его стихах, процитированных в статье Дидурова [18]:
Другое дело, что в условьях рынка,
В униженности, в нищете, в борьбе
Любой кретин (или, пардон, кретинка)
Желают сделать имечко себе.
Что ж, как ни печально, из песни слова не удастся выкинуть – всякое было в жизни начинающего журналиста. Это уже потом, когда стали появляться всё более успешные его двойники-осколки, Быков остепенился, перестал шокировать читающую публику. К этому времени какое-никакое имя сделать удалось – красноречивый, остроумный, парадоксальный в своих суждениях журналист весьма привлекательно выглядел на фоне косноязычных политиков и даже в окружении своих не менее словоохотливых коллег был, что называется, на голову выше остальных. Но поздно, раньше надо было начинать заботиться об имидже [29]:
«Когда мне было пятнадцать, руководитель нашей родной передачи "Ровесники", в совет которой я входил, Лилиана Сигизмундовна Комарова <…> сказала мне вещь весьма точную: "Имей в виду, ты человек приметный, а потому тебе будут припоминать всё, что другим сойдёт с рук"».
Видимо, тут не имелась в виду только привлекательная внешность Быкова или же его национальность. Быков приметен, что называется, по определению, поскольку в отсутствии этой самобытной его приметности не было бы никакого Быкова. По крайней мере, не было бы того, кого мы с вами знаем.
Пожалуй, к сказанному о жизни Дмитрия в 90-е годы можно добавить, что с ним не произошло ничего такого, за что бы он заслуживал общественного осуждения или наказания. Ну добивался известности любым доступным в тех условиях путём, даже печатал нечто непотребное, в итоге как-то прорвался на телеэкран – многим ещё не забылось его «Времечко». И что в этом особенного? Кому-то повезло, у других не получилось. Судя по всему, Быков может не жалеть о том, что когда-то решил стать журналистом [13]:
«В общем, профессия оптимальная, и то, что она подобрана более или менее случайно, только подтверждает её оптимальность. Кстати, я и не вижу принципиальной разницы между литературой и журналистикой. <…> А "Времечко" началось, когда уже было написано "Оправдание». Наверное, сейчас "лицо из ящика" как-то способствует продаваемости, но думаю, книга вроде "ЖД" вполне способна раскупиться и сама по себе».
По-видимому, верно и то, и другое, то есть «способствует» и «сама способна». Но мы немного забежали вперёд – о Быкове-писателе поговорим чуть позже. А здесь вот на что хотелось бы обратить внимание: по мнению Быкова, нет существенной разницы между журналистикой и писательским трудом. Это признание объясняет многое – талантливый, остроумный журналист всего лишь расширил рамки своего творчества, предположив, что этого вполне достаточно, чтобы называть себя писателем. Так ли это, попробуем понять на примере анализа наиболее известных его романов.
