– Ты точно проснулся?
Глянув на часы, Андрей зажмурился и с силой распахнул глаза:
– Полчетвёртого утра. Конечно, я проснулся. Я же всегда встаю в такую несусветную рань…
– Не зубоскаль. У тебя сегодня нет шансов на косяки.
– Я знаю. Но спасибо за напоминание.
– Я в тебя верю. Просто будь внимательнее.
Фенрир хмыкнул и посмотрел на дисплей:
– Так. Кто ты и куда дел моего вечно недовольного отца?
В трубке послышался раздражённый кашель:
– Вообще‐то я всегда в тебя верю. И всё ещё надеюсь, что ты после этого саммита шагнёшь вверх. Эмоционально и личностно.
Андрей вспомнил, как уже практически распрощался с работой, звоня Мороку, и горько усмехнулся:
– Приятно, что кто‐то продолжает верить, когда сам ты уже отчаялся.
– Прекрати… Сыновьи косяки никак не умаляют отцовскую любовь. Хоть мы с тобой и стали видеться ещё реже…
– Знаю… Надо выбраться куда‐нибудь, когда вся эта нервотрёпка закончится.
– В Париж не хочешь сгонять на выходные? Вика спрашивала о тебе.
После развода Давыдова‐старшего Фенрир быстро поостыл в своих симпатиях к Вете и был уверен, что она снова предала его отца и снова сбежала, лишив общения с дочерью. Да и сам Андрей оказался в ловушке отцовского разочарования в семье. Макс окончательно ушёл в работу с головой, а его старший сын подвис в каком‐то ледяном вакууме и вынужден был приезжать в «Феникс» как бы на тренировки, но фактически – чтобы банально хоть иногда ловить крохи отцовского внимания.
Многие заметили это. Но «Феникс» постоянно сотрясали то потери, то общественное порицание, то жёлтая пресса. Андрей долго чувствовал себя лишним, какой‐то вечной смешливой помехой под ногами у серьёзных опасных мужчин. Но деваться всё равно было некуда. Зато мышечная масса на тренировках в компании наёмников набиралась активно и без каких‐либо особенных усилий.
Наконец, Лера, в очередной раз наткнувшись на уснувшего прямо в офисе старшеклассника, вызвала Макса на серьёзный разговор и непримиримо озвучила всё, что он и сам понимал, но упорно отгораживался. Немного придя в себя, Давыдов‐старший признал вину и постарался восстановить отношения с сыном. Происходило это со скрипом, причём с обеих сторон. Как будто трещина в фундаменте их маленькой семьи была настолько глубокой, что ремонту не поддавалась.
В Париж Андрей соглашался ездить только ради сестры. По какой‐то непонятной причине она его жутко любила и всегда ждала в гости. Вета же, так и оставшись одинокой, вела себя при нём скромно и неловко, будто точно знала, как глубоко он разочарован.
– Ну, почему бы и нет…
– Она будет очень рада. Я закажу билеты.
– Хорошо…
– Всё, не опаздывай. Вчера день встречи и переговоров прошёл идеально. Наши парни – просто красавцы. На голову выше своих «коллег». Видимо, речи Леры не проходят зря.
– Ты сомневался? Зря что ли нас все дерьмом поливают? Это прерогатива лучших.
– Согласен. До встречи в Гребнево.
– Пока, пап.
Андрей быстро принял прохладный душ, прошёлся жёсткой щёткой по бороде, уложил её и свои буйные волосы с фиксатором. Сверху на белую майку затянул облегчённый бронежилет, пристегнул защитные пластины на бёдра, надел портупею, костюм, воткнул наушник в левое ухо, потом вспомнил про биодатчики.
– Блин…
Он расстегнул пиджак и рубашку. Если первый датчик на грудные мышцы над сердцем получилось приклеить быстро, то со вторым рядом с печенью пришлось помучиться.
– Вроде всё.
