Фея - страница 17

– Никуда я не выйду, – тихо сказал Павел, глядя ей в глаза. Тишина в классе стала вязкой, как битум. Учительница стояла со своей вытянутой рукой. Потом резко развернулась и, стуча каблуками, выскочила за дверь. Понимая, что нарушил привычный ход событий, Павел слегка ссыканул.

– Ты шо! Совсем дурак? – развернулся к нему Витька.

– Олейников, ты чего? – Марина Харченко удивленно смотрела на новоявленного революционера. – Совсем тю-тю? – постучала она по голове.

– Слышь, Алень!

Рыжий, как Джельсомино, Руслан Янцер уже стоял над ним. В любой школе был мальчик, которого боялись. Определение «авторитет» придет позже, но люди с такой сутью существовали всегда. Не особо большой и сильный – в классе были ребята гораздо крупнее, – он одним взглядом подавлял любые позывы к сопротивлению. Он не был лидером, не вел за собой и не подавал пример. Обычный двоечник и беспредельщик, с которым никто, в том числе и учителя, не хотели связываться. Он чувствовал эту власть и пользовался ею безраздельно.

– Что? – поднял голову Павел.

– Она сейчас у директора.

– И что? Тебе-то что?

Руслан озадаченно распрямился, засунул руки в карманы штанов.

– Тебе же пиздец.

– В каком виде? – усмехнулся Павел.

Рыжие брови поползли вверх.

– Ты белены объелся?

– Руслан, ну что он такого сделал? – мягкий, просящий голос из-за спины заставил Павла обернуться. – Он же извинился… – Маша, виновато улыбаясь, смотрела на стоящего над ними грозного хозяина этого курятника.

– Заткнись, косая. Тебя никто не спрашивает. Из-за этого придурка сейчас прибежит Полкан и нам всем пиздец.

Маша отвернулась к окну.

– Она такая же косая, как ты конопатый, – медленно проговорил Павел, вставая. – Еще раз ее обзовешь, я тебе твой желтый ебальник в мясо расхуярю, понял?

Таких слов, да еще с такой интонацией, Руслан в своей недлинной жизни еще никогда не слышал. А уж от этого дрища их вообще не могло прозвучать. Он застыл. Если бы в классе летела муха, звук показался бы сродни реву двигателей самолета.

– Сядь на свое место и не отсвечивай, пока тебя не спросят, ушлепок.

Взрослый мужик Павел сейчас стоял над маленьким рыжим подростком и диктовал ему свою волю. Сделавшийся вмиг послушным, рыжий попятился, не сводя с него белесых глаз, споткнулся о чей-то портфель и уселся за свою парту. С соседнего стула на него, широко раскрыв рот, таращился Фукс. Илья Фокин. Верный, Русланов Таба́ки. Мелкий, вертлявый, как червяк, и такой же скользкий.

Битум тишины уже начал застывать, но в этот момент заорал звонок. Длинный, мерзкий, взрывающий мозг, как бур стоматолога. Судя по гомону, коридор наполнился вырвавшейся на свободу детворой и там начинался обычный пятиминутный ад. В классе же никто не дернулся. Кто-то делал вид, что готовится к уроку, но большинство – кто украдкой, кто в открытую – смотрели на него.

«Не то… Неправильно… Нельзя так, – размышлял, оглядываясь, Павел. Это же дети. В этой школе даже учителя младше меня». Оглянувшись на рисующую что-то на промокашке Машу, вздохнул, поднял портфель и вышел из класса.

– Заехал, как пахан на зону. Позорник. – бубнил он, спускаясь по лестнице.

– Во двор только на большой перемене! – эсэсовец на выходе хотел реабилитироваться.

– Пошел нахуй, – не поднимая головы, ткнул Павел дверь.

Пройдя под туннелем нависающих акаций к дороге, посмотрел влево-вправо – тот «москвич», видимо, был единственной машиной в городе, – вышел на Бродвей, сел на ближайшую лавочку и закрыл ладонями лицо. «Придурок старый». За десять минут посрался, видимо, со всем руководством школы, озадачил и напугал детей, послал ни в чем невиновного парня на посту, которым тот гордился, – и что? Что дальше? Машинально похлопав по карманам, сунув руку во внутренний карман и не найдя его, он вдруг понял еще одну вещь. Никаких телефонов, никаких интернетов с твиттерами, инстой, вайберами и телегами здесь не существовало. Он откинулся на спину, сцепил на голове руки и простонал: «Бля-ядь…»