Философия исцеления при экзистенциальном кризисе - страница 5

В свою очередь, известный немецкий философ Мартин Хайдеггер трактует боль как «αλεγω – бесконечное экстатическое усилие» [40, с. 91]. То есть, являясь фундаментальными экзистенциалами, боль и страдание, по мнению философа, играют важную роль «при конструировании каждым человеком образа внешнего мира и собственной личности» [там же, с. 31], и не всегда могут осмысливаться только как «претерпевание, противоположность деятельности», а, скорее всего, могут быть определены как до-полагание необходимой для устранения страдания деятельности.

Российский исследователь Юрий Грицков, интерпретируя страдание как внутриличностный конфликт человека и признавая его «неустранимым свойством человеческого бытия, обусловленным столкновениями между врождёнными бессознательно-иррациональными и генерируемыми культурой понятийно-рациональными программами поведения», приходит к выводу, что «культурное своеобразие любой социальной общности, её жизнеспособность и исторические перспективы неразрывно связаны с функционирующими в ней практиками преодоления страдания» [6, с. 49].

Многие современные мыслители едины во мнении, что «хотя страдание само по себе не может рассматриваться как позитивная ценность, но, тем не менее, страдающий человек вызывает у своего ближнего сочувствие, сострадание, тем самым инициируя проявление высочайшей нравственной ценности – милосердия» [38, с. 27]. Ценность страдания сегодня также признается буддизмом, проповедующим, что страдающий от осознания своего несовершенства человек, в стремлении к совершенствованию себя расширяет границы собственного видения мира, со-страдая с ним, принимая «позицию всеобщей ответственности» [32, с. 23] за все, что его окружает.

Фридрих Ницше считал страдание признаком величия души [22], Виктор Франкл признавал его непременным спутником стремления к недостижимому идеалу и поиска смысла жизни [36], Николай Бердяев толковал как трансцендирование, путь к духовной свободе через приобщение к «мировому страданию, страданию всего живущего» [4, с. 87-108]. Бытует мнение, что «если личное страдание выступает неотъемлемой частью и выражением незавершенности человеческого проекта, то переживание и осмысление всеобщего, мирового страдания – удел лишь некоторой части человечества, тонко чувствующих и глубоко мыслящих его представителей» [17, 21].

Таким образом, страдание является одним из родовых признаков человека, то есть оно присуще абсолютно каждому представителю нашего рода. Страдание и боль играют полезную и даже необходимую, защитную, роль в жизни человека. Физическое страдание дает сигнал об угрозе телесной целостности человека, душевное – сигнализирует об угрозе целостности личности, а экзистенциальное страдание побуждает человека трансцендировать, стремиться выйти за пределы наличного бытия, в том числе и обретать способность со-страдать окружающему миру. То есть страдание определяет как опасные пределы существования, так и указывает на пути их безопасного преодоления. В условиях институализации, технологизации всех сторон жизни, страдание и боль обеспечивают живое, субъективное переживание человеком его отношений со всеми элементами мира.

Как правило, опыт переживания боли и страдания приводит к формированию страха, и человек начинает избегать ситуаций, при которых эти неприятные ощущения могут возникнуть повторно. В связи этим, очевидно, что переживание страха также характерно всем людям. Принято считать, что страх – это подавляющее душевное состояние, вызываемое опасностью, грозящей человеку, и чувством собственного бессилия перед ней.