Философские диалоги - страница 29



Теофил. Точно так.

Диксон. Вы не понимаете эту форму как случайную или подобную случайному, ни как примешанную к материи, ни как извне присущую ей, но как существующую внутри ее, связанную с ней, в ней присутствующую.

Теофил. Так я утверждаю.

Диксон. Кроме того, эта форма определена и ограничена материей, так как, имея в себе способность установить частности бесчисленных видов, она ограничивается установлением одного индивида; с другой же стороны, потенция неограниченной материи, могущей принять любую форму, приходит к ограничению одним видом, так что одна есть причина определения и ограничения другой.

Теофил. Очень хорошо.

Диксон. Итак, вы известным образом согласны с мнением Анаксагора, называющего частные формы природы скрытыми, отчасти с мнением Платона, выводящего их из Идей, отчасти с мнением Эмпедокла, для которого они происходят из разума, и известным образом с мнением Аристотеля[33], для которого они как бы исходят из потенции материи?

Теофил. Да, ибо, как мы уже сказали, где есть форма, там есть известным образом все; где есть Душа, Дух, Жизнь, там есть все. Формообразователь есть интеллект для идеальных видов и формирует их; если он не извлекает их из материи, то все же не вымаливает их вне ее, так как этот дух наполняет все.

Полиинний. Я хотел бы знать, каким образом форма является Душою Мира, присутствующей повсюду как целое, если она неделима. Она, следовательно, необходимо должна быть весьма велика, даже бесконечного размера, если утверждается, что мир бесконечен.

Гервазий. Есть достаточное основание, чтобы она была большой. Один проповедник в Грандаццо, в Сицилии, утверждал то же о нашем Господе. В знак того, что последний присутствует во всем мире, он соорудил распятие столь большого размера, как церковь, наподобие Бога-Отца, для которого эмпирейное небо служит балдахином, звездное небо – сиденьем и у которого столь длинные ноги, что они касаются земли, служащей ему скамеечкой. К нему пришел с вопросом один крестьянин, говоря: «Уважаемый отец мой, сколько же локтей сукна потребуется, чтобы сделать ему штаны?», а другой сказал, что не хватило бы всего гороха, фасоли и бобов из Мелаццо и Никозии, чтобы наполнить ему брюхо. Итак, смотрите, чтобы также и эта Душа Мира не была сделана по этому образцу.

Теофил. Я не знаю, как ответить на твое сомнение, Гервазий, но легко могу ответить на сомнение маэстро Полиинния. Все же я скажу с известным уподоблением, чтобы удовлетворить просьбу обоих, так как я хочу, чтобы также и вы унесли какой-нибудь плод от наших рассуждений и разговоров. Итак, вкратце, вы должны знать, что Душа Мира и Божество не целиком присутствуют во всем и во всякой части таким же образом, каким какая-либо материальная вещь может там быть, так как это невозможно для любого тела и любого духа; они присутствуют таким образом, который нелегко вам объяснить иначе, чем так: вы должны заметить, что если о Душе Мира и о всеобщей форме говорят, что они суть во всем, то при этом не понимается – телесно и пространственно, так как таковыми они не являются и таким образом они не могут быть ни в какой части; но они суть целиком во всем духовным образом. Так, например, грубо говоря, вы можете вообразить себе голос, который есть целиком во всей комнате и в любой ее части, так как он отовсюду слышим весь; так эти слова, которые я произношу, слышимы все всеми, даже если бы присутствовали тысячи; и мой голос, если бы он мог распространиться по всему миру, был бы весь во всем. Итак, я говорю вам, маэстро Полиинний, что Душа не является неделимой, как точка, но известным образом она неделима, как голос. И я отвечаю тебе, Гервазий, что Божество не есть во всем, как Бог из Грандаццо во всей его капелле, так как последний хотя и находится во всей церкви, однако не находится в ней целиком, но голова его в одной части, ноги – в другой, руки и бюст – в новой и новой части. Но это находится все в любой части, как мой голос слышим весь из всех частей этого зала.