Воспитание сильного характера
Это основа, базовые принципы. Как мы их применяем – или не применяем – наше личное дело, хотя скрывать здесь нечего. Я (пока) не образец добродетели и хороших привычек, но за последние лет пятнадцать разобрался, какие из них мне подходят. Не случайно, что именно в эти годы я был наиболее успешен как финансово, так и в отношениях.
Так было не всегда. Первые сорок лет жизни я потратил на погоню за некой формой западного представления о счастье, состоящем в максимальном числе дофаминовых всплесков. Я, как уже писал выше, считал себя исключением, всегда хотел большего, и мне всегда было мало. Первый брак и бремя управления двумя успешными стартапами заземлили меня на некоторое время. Но в тридцать три я развелся и отошел от активного участия в функционировании обеих компаний. И не только от этого. Мне хотелось отстраниться от всего: от брака, общества и друзей. В этом выразилось осознание, что надо что-то менять, но я задавил его тонной эгоизма. Я переехал в Нью-Йорк, понемногу работал, заводил псевдодрузей (а скорее, приятелей по развлечениям), старался ни на кого не полагаться и никому не быть опорой.
Я был островом на острове. Том Вулф сказал: «В Нью-Йорке сразу чувствуешь себя как дома». А я сразу стал предпочитать одиночество. Возможно, причина в том, что я был единственным ребенком в семье или просто становился собой – интровертом. Я мог целыми днями ни с кем не разговаривать, и мне было комфортно.
Я преподавал в Нью-Йоркском университете, веселился в местных заведениях, ездил отдыхать на Сент-Бартс и стал советником в хедж-фонде – эгоизм давался мне легко. Я превратился в пещерного человека и выходил из своего лофта лишь за едой, сексом или на охоту за деньгами. Пустая жизнь – но она давала достаточно удовольствий, поэтому я не думал от нее отказываться.
Теперь мне понятны тогдашние неудачи. Вместо того чтобы направлять энергию туда, куда советовал внутренний компас, я реагировал на стимулы, находящиеся в поле зрения. Стимулом, мгновенно привлекавшим мое внимание, были деньги – но не как средство достижения экономической безопасности, а как способ удовлетворить потребность в признании окружающих. Я хотел иметь красивые вещи и заботиться о маме, но смотрел на себя глазами других и верил их критериям экономического успеха. И согласно им, я стал успешен. Я заработал статус и мог получить любые удовольствия, но у меня не было экономической безопасности и настоящего счастья. Я не знал, что бывает по-другому.
Что изменилось? Внешним стимулом стало рождение первого сына. Но внешние перемены дают лишь возможность. Ею надо еще воспользоваться. Стыд и сожаления подстегнули меня. Тогда и начался мой путь, на котором меня ждало много открытий. Сначала я вкратце перечислю то, что не сработало, а потом расскажу о том, что работает.
Усердие – еще не характер
От Уолл-стрит до Кремниевой долины странствует заблуждение: если работаешь сверхурочно, значит, ты дисциплинированный, положительный и сильный. Я много лет в это верил и был очень дисциплинированным в работе. Я усердно трудился, даже если не чувствовал отдачи. Я вбил себе в голову, что усердие и есть характер.
Когда в двадцать с чем-то лет я работал в «Морган Стэнли», было принято сидеть на службе ночами. «Во сколько ты вчера ушел?» – так мы хвастались друг перед другом, словно самцы горилл в костюмах от «Эрмес». Трудоголик глотает протеиновые коктейли, чтобы сэкономить три минуты, за которые можно приготовить сэндвич с индейкой.
