Во-вторых, часть доходов производителей присваивает сфера распределения. И это тоже нормально, и тоже присутствует в других странах. Наша же ненормальность в том, что сфера распределения накручивает такие надбавки в свою пользу, что конечном счете цены на продукты потребления вырастают до такой величины, что они становятся недоступными для тех, [кто их произвел.
Но самое интересное, что такого в принципе быть не может. Почему? Потому что источником этих надбавок должны быть «лишние» деньги, им неоткуда взяться в рамках цикла «производство – распределение – потребление».
Если сфера распределения все же захочет получать эти надбавки и установить для себя соответственно более высокую норму прибыли, чем в сфере производства, то это либо уменьшит норму прибыли в производстве (что вызовет отток капиталов в сферу распределения и соответственно сократит объемы производства); либо часть товаров просто не будет продана, и соответственно средства не вернутся в сферу производства – с тем же, что и выше, эффектом.
Таким образом, сфере распределения нечего присваивать, а если она все же и решится на такое присвоение, то, как очевидно, товарный оборот начнет затухать, вплоть до полной остановки производства. Введение возможности использования кредита в эту схему ничего не меняет; кредит позволяет лишь начинать цикл не с продажи товара, а со стадии производства, но тогда часть выручки придется отдать на погашение кредита, и затухание товарного оборота пойдет тем же образом, лишь с некоторой подвижкой во времени.
Проницательный читатель сразу скажет: «Ищите чьи-то уши!» И будет прав: уши действительно видны, да еще и преогромные! И не случайно это уши нашего старого знакомого – государства. Вновь мы поймали государство за малоприглядной ролью. На этот раз – за порчей денег.
Действительно, если правительство считает, что ему не достает налогов, разрешенных к собору парламентом, и оно втихую начинает печатать лишние деньги, то оно сможет увеличить свои расходы и приобретать для себя товары и услуги сверх норм, утвержденных парламентом. Естественно, при этом часть товаров уходит с рынка, и потребители против тех же своих денег имеют уже меньшее количество товаров, и они начинают чувствовать некоторое опустение на своих столах.
Но это – еще только полбеды.
Вторая – и большая – часть беды состоит в том, что, будучи запущенными в оборот, эти лишние деньги имеют обыкновение накапливаться в сфере распределения (в сфере производства они не нужны, поскольку настоящих ресурсов под них нет, и, представляя голый спрос, они еще должны ждать, пока эти ресурсы будут наработаны). Но как накапливаемые денежные средства, они уменьшают объем средств, расходуемых на цели потребления, что задерживает товары в сфере распределения.
Вместе с тем, лишние деньги в конечном счете вызывают рост цен, а в ожидании роста цен у сферы распределения возникают стимулы придерживать товары или повышать на них цены «с запасом», сверх действительных темпов инфляции. Это, в свою очередь, подстегивает рост цен и еще более увеличивает долю средств, задерживаемых в сфере распределения.
В западном мире этому саморазрушительному процессу есть естественное ограничение – международная торговля. Как только местные «распределители»-торговцы зарвутся со своими ценовыми экспериментами и сразу увеличится импорт более дешевых импортных товаров, население будет использовать свои поездки за рубеж для приобретения там товаров. В России поездки за рубеж еще достаточно дороги, чтобы частный привоз товаров мог быстро сбавить цены на внутреннем рынке, тем не менее и у нас эти процессы начинают оказывать свое воздействие.
