Узнав о моем горе, старик сильно взволновался:
– Как же так: ты учился ремеслу, старательно работал – и вдруг хозяин без всякой причины тебя прогоняет? Здесь несправедливость и человеческая злоба.
Мать сказала:
– Может быть, еще все уладится. Я сама схожу к горшечнику, обниму его ноги, и тогда он пожалеет бедную женщину, потерявшую кормильца дома.
– Нет! – воскликнул старик. – Этот горшечник мне не нравится: у него вид откормленного индюка. Может быть, твой мальчик сумеет заняться другим делом, которое будет не хуже, чем ремесло горшечника.
– Но только чтобы он не сделался моряком, – сказала мать и ушла в угол; она молча плакала.
Старик позвал меня к себе:
– Подойди сюда, сядь передо мной; слушай и отвечай на мои вопросы.
Он опустился на скамеечку, а я, подобрав под себя ноги, сидел против него на камышовой циновке.
– Знаешь ли ты, где можно найти хорошую, чистую глину без примеси песка?
– Еще бы не знать! Ее много там, близ дороги к Ливанским горам.
– Отлично! Мог бы ты наделать глиняных плиток величиной с мою ладонь?
– Он показал сморщенную кисть, покрытую волосами, и растопырил пальцы. – Только плитки надо делать ровными, одинаковыми и чистыми.
– Чтобы они были одинаковы, я сперва сделаю деревянную дощечку такой величины, как тебе нужно, а потом уже буду по этой дощечке обрезать ровные глиняные плитки.
– Ты хорошо смекнул. Если ты мне будешь изготовлять такие плитки, я тебе буду за них платить столько же, сколько хотел платить горшечнику.
Завтра же ты возьмешься за дело.
Я подумал: «Зачем Софэру нужны эти плитки? Не хочет ли он их обратить в золото, как, говорят, умеют это делать хохомы?[2]»
Но плитки нужны ему были для другого.
– Ты хочешь научиться читать и писать? – спросил Софэр.
– Это только ученые люди могут заниматься таким трудным делом, – проговорила из угла мать. – А при нашей бедности разве мы можем учить этому наших детей!
Софэр взял прутик, насыпал золы на пол, разгладил ее и начертил мне такой знак:
– Что это тебе напоминает?
Я подумал, посмотрел справа, посмотрел слева и сказал:
– Если повернуть немного, то этот знак похож на голову быка с рогами и ушами, – и нарисовал пальцем на золе.
– Верно! Вот этот знак и есть «алеф», по-сидонски[3] значит «бык». Если мы этот знак напишем, то будем говорить «а». А вот этот знак похож на дом или шатер – «бет» – и произносится как «б». Ты можешь его повернуть вот так, и тогда он совсем похож на шатер, из которого идет дымок. Ведь наши деды не жили в земляных хижинах, как мы живем теперь, а кочевали с баранами по полям: то здесь расставят свои шатры, то в другом месте, где хорошая трава.
Мать подошла ближе и тоже внимательно смотрела, как старик рисовал на золе свои значки.
– Этот знак не напоминает ли тебе голову нашего большого друга и труженика верблюда – «гимель», голову на длинной тонкой шее? Этот значок читается как «г». А вот этот вьется, как волна, и означает «мем» – «вода»
– и читается как «м».
Так Софэр стал мне показывать разные буквы, и я в первый же день выучил, как пишутся некоторые из них. Их можно складывать вместе, и тогда получаются интересные слова. Писать надо справа налево. Первое слово, которое я написал, было «ам», что значит «мать».
