Читать онлайн Мариус Пельтье - Финляндия в противостоянии Советскому Союзу. Воспоминания военно-морского атташе Франции в Хельсинки и Москве

Мост Альбер-Лупп через Элорн, в глубине Брестского рейда.

Там внизу, за узким входом, медленно движется темной тенью на безоблачном небе патрульный корабль; правее, за Военно-морским училищем, расположенным на улице Катр-Помп, я различаю мачты «Ришелье»[2] и недавно вернувшихся из дальнего похода крейсеров; торговый порт забит судами; совсем рядом, в Сен-Марк, черными точками разбросаны по воде рыбацкие лодки. Стоящие здесь боевые корабли и грузовые суда уйдут в море, на их место придут другие. Все как всегда. Я хочу видеть неизменный пейзаж, отпечатавшийся за двадцать пять лет в моих глазах и в моем сердце: ла Рош-Менгам, Испанский мыс, форт Портзик и возвышающийся над водой коренастый силуэт маяка Мину. В этот ставший ярким пятном в череде серых унылых месяцев солнечный день конца бретонской осени, прекрасный и меланхоличный, 1 декабря 1939 года, я вижу только их.

Из задумчивости меня выводит голос одной из моих дочерей: «Что ты думаешь о советском нападении на Финляндию?»

Я с самого утра думаю об этом нападении, и в голове неотступно крутится: «Эта война начинается в День святого Андрея. Финляндия будет распята так же, как этот святой».

На чем основана эта мысль, на какой мистической интуиции? Не знаю; просто я это чувствую, вот и всё. Но что я могу сказать своим дочерям, которые хотят понять происходящее? Стоит ли представать в их глазах пессимистом и портить, пусть даже на мгновение, их удовольствие от возвращения в Брест, их радость от красот рейда, ясного неба, шума моря?

Здесь две мои старшие, совсем еще юные. Они приехали в Брест из Парижского региона, гордые тем, что проделали такое далекое путешествие самостоятельно. Их мать осталась дома с тремя остальными детьми, младшему из которых всего месяц. Я его еще не видел; когда он родился, крейсер, на котором я служил помощником капитана, бороздил море между Касабланкой и Ла-Маншем, преследуя немецкие суда, вышедшие из испанского порта.

Война идет уже три месяца, и мы, моряки, активно участвуем в ней буквально с первых чисел сентября. Конвои, патрулирование в любую погоду, угроза атаки со стороны подводных лодок, мины, постоянная бдительность, досмотры, рейды – я в один миг оказался перенесен в атмосферу 1918 года. Смягченные или несколько потускневшие от возраста, опыта и службы, воспоминания о «той войне» выплывают из подсознания, настолько сильное воздействие они оказали на меня в прошедшие двадцать лет. Все на флоте, на нашем прекрасном флоте 1939 года, и ветераны «той войны», и молодые, пришедшие уже после нее, офицеры и неофицеры, все мы восприняли начавшуюся новую войну очень серьезно и, оставив в прошлом мирную жизнь, отправились на нее с единственной мыслью: надо честно исполнять свой долг.

В конце ноября мой крейсер пришел в Брест на профилактику и мелкий ремонт. Эскортируемый двумя эсминцами, он дождливым вечером вошел в порт, выполнив классические маневры, ставшие рефлексом: сброс скорости перед Менгамом, обмен сигналами с Парк-о-Дюк, поворот влево, чтобы зайти в крытый док, а тем временем в торговом порту догорает сухогруз – из-за чего, нам неведомо, – и столб плотного дыма закрывает Сен-Марк и устье Элорна. Якорь брошен, машины остановлены. Капитан отправляется с рапортом к морскому префекту; я остаюсь на борту за командира. Я сойду на берег завтра…

А теперь Советский Союз напал на Финляндию. Бедная Финляндия! Меня это тревожит еще и потому, что с 1921 по 1924 год я ходил в Балтийском море, долгое время жил в прибрежных странах. Как и во всех уголках мира, в которых мне довелось побывать, я был восхищен красотами природы этого края; меня интересовали люди, поскольку, несмотря на прогресс техники, изгибы политики, вопреки механике и новой физике Эйнштейна, которая, впрочем, меня увлекла, несмотря на правила, договоры, банки и трудовое законодательство, которое никого не может оставить равнодушным, невзирая на суету повседневной жизни, мозг мой стремился в первую очередь к познанию вечных творений Создателя, среди которых человек есть самый близкий к нему и самый осязаемый элемент.

Поэтому я повсюду находил волнующие меня темы. Всюду встречал людей, которых мог называть своими братьями. Всюду убеждался, что существует общее представление о добре и зле, и жизнь могла быть менее тяжелой, если бы гордыня, невежество и плохое знание соседа, а также безумная жестокость не приводили к сметающим все с лица земли страшным катаклизмам.

Ремесло военного сделало меня жестким, служба на определенных должностях должна была бы лишить всяких иллюзий; но я не могу без грусти и горечи слышать о том, что где-то люди воюют.

Шла война в Карелии, в Лапландии, а мои дочери, стоя на мосту Альбер-Лупп, спрашивали меня, что я об этом думаю. Я не стану им рассказывать о святом Андрее и преследующей меня мысли; я лишь напомню некоторые факты; мне не хочется читать им лекции по географии и истории; конечно, я неплохо знаю эту страну; мои исторические изыскания в Морском училище имели предметом комбинированные операции армии и флота на Балтийском море во время войны 1914–1918 годов, в связи с чем я изучал и высадку германских войск в Финляндии в 1918 году, а также войну за независимость в этой стране.

Стоит ли делиться с дочерьми моими воспоминаниями? Нет; я расскажу им основные факты истории и географии «страны тысячи озер».

География. Как вам известно, с севера Финляндия омывается Ледовитым океаном, а с запада и юга – Ботническим и Финским заливами Балтийского моря. Парадоксально, но именно Балтика замерзает, в то время как Ледовитый океан у Финского побережья льдом не покрывается.

Страна имеет сухопутную границу с одной стороны со Швецией и Норвегией, а с другой – с Советским Союзом.

Территория усеяна множеством озер, среди которых есть несколько очень крупных. Большая часть поверхности покрыта густыми лесами, за исключением северо-запада, Лапландии, где вплоть до самого Ледовитого океана растут карликовые деревья. Финляндия, как вы знаете, располагается по обе стороны Северного полярного круга, между 60-й и 70-й широтами, то есть, грубо говоря, растянулась на 600 миль или, приблизительно, 1100 километров; если не ошибаюсь, это расстояние от Дюнкерка до Перпиньяна[3].

Зимой здесь очень холодно, а ночи бесконечны; а летом никогда не бывает жарко, но в это время года почти бесконечен день; это период белых ночей, воспетых русскими писателями, рассказывавшими о Санкт-Петербурге.

Коренное население, финны, имеет финно-угорское происхождение. Отметьте, что финно-угры проживают также в Советском Союзе, Эстонии и Венгрии, но большинство все-таки в Финляндии. Помимо финнов там живут шведы, которые некогда аннексировали эту страну и наложили на нее свой отпечаток.

В настоящее время там проживает около трех миллионов человек, имеющих, как вы догадываетесь, древнюю историю, из которой я расскажу только самое главное. Но сначала посмотрите на контур Балтийского моря. Оно похоже на коленопреклоненную женщину, чьи бюст и лицо, то есть Ботнический залив, отвернулись от Швеции и обращены на восток, а руки, то есть Финский залив, сложены как бы в молитве, будто предлагают Финляндию в жертву России.

Эта карта образно представляет драму финской истории, наступление Скандинавии на восток, противостояние Швеции и России, почти непрерывные войны.

Причина их вражды в религии: шведы приняли христианство от Рима, а русские от Византии. Это непримиримое противостояние напоминает другое, между русскими и поляками. Более того, пограничная область Карелия является православной на востоке и была сперва католической, а затем стала лютеранской на западе. Так что на пограничные конфликты, которые в конце концов улаживаются, наложился религиозный конфликт, обычно решения не имеющий, с его фанатизмом, непримиримостью, ненавистью и эксцессами.

Так что, нынешняя война имеет глубокие корни, давние, прочно укоренившиеся в национальном подсознании. Что еще вам сказать? Знайте, что Финляндия в течение шестисот лет была подчинена Швеции. Шведы пришли в эту страну в XII веке, во время крестового похода, возглавляемого двумя святыми: Эриком и Генрихом; они основали город Або, который сделали своей столицей; сейчас он называется по-фински Турку.

Почему?

Это такая форма национализма, стремящаяся к повсеместному возврату к местным наименованиям и ограничению всего, что может рассматриваться как иностранное, то есть по определению вредное, влияние. В данном случае, под удар попало шведское название.

По той же логике, Христиания стала Осло, Ревель – Таллином, Константинополь – Стамбулом.

В переименовании может присутствовать и политический подтекст. Например, Санкт-Петербург в годы моей юности превратился сначала в Петроград, а потом в Ленинград.

Вы можете поискать и другие примеры. А я возвращаюсь к Финляндии. Непрерывные войны демонстрировали шведское превосходство вплоть до того момента, когда противником шведов стал Петр Великий. Вы не забыли, что он, в конце концов, разгромил Карла XII на суше под Полтавой и на море при Гангуте. Ништадтский мир 1721 года отметил первое продвижение русских в Финляндию, от которой они отрезали Выборг, Кексгольм и часть Карелии. В ходе этой войны русские войска оккупировали финляндские земли и депортировали с них финское население; прием отнюдь не новый.

Русским противостояли партизаны; репрессии были жестокими. Наступили тяжелые времена; после затяжной войны не осталось ни господ, ни пасторов; требования русских были суровыми. Это был период Великого лихолетья.