Но вряд ли кто-то из собравшихся в доме Волумния испытывал большее недоумение, чем сама Сильвия. Выходило, что юноша по имени Тимн являл собой то самое «нечто прелюбопытное», что обещала ей Коринна.
Пеплум – просторное женское платье из тончайшей ткани.
Термин – рим. бог межей и пограничных межевых знаков.
Номенклатор – раб, в обязанности кот-го входило знать и называть хозяину гостей, всех рабов дома, а также подаваемые кушания.
Танагра – город в Беотии, место рождения поэтессы Коринны.
Аполлонии – муз. состязания в честь бога Аполлона, кот-й был также покровителем искусств.
Триклиний – столовая комната в рим. доме, пиршественный зал.
Матрона – так называли замужних женщин.
6. Глава 5
- Я родился в Беотии, в славных «семивратных» Фивах... Я не знаю города прекраснее, и, если бы не Александр*, Фивы своим великолепием затмили бы Афины. Гесиод и Пиндар – творцы сладкозвучных строф – родом из Беотии; великий Софокл, избранник Мельпомены, прославил мою незабвенную отчизну своими бессмертными трагедиями. В Беотии находится известная всему эллинскому миру гора Геликон – обитель Муз; а в той части Беотии, где река Мелан вливается в Кефис, растёт тростник, который в руках умелого мастера превращается в флейту. – Увлечённо рассказывал Тимн, шагая рядом с Сильвией по дороге к Приюту Сильвана.
Солнце уже закатилось, и только над лесистыми холмами тянулась широкая полоса, которая залила верхушки деревьев и кровли виллы алым светом.
- Ребёнком я снискал похвалы лучших в Беотии учителей музыки и пения – мне даже пророчили славу Тимофея*... Однако капризная Тихе* отвернулась от меня – и свободнорождённый почитатель Муз в одночасье стал жалким рабом!..
В этот миг юношу, должно быть, охватил гнев: его голос замер, лицо застыло, словно окаменело. Совладав со своим чувствами, беотиец рассказал Сильвии о том, как попал в рабство.
Жрецы храма Аполлона на острове Левкада, прослышав о фиванском «золотом голосе», пригласили Тимна на праздник Таргелий, где он должен был петь под аккомпанент своей кифары. Переполненный гордостью, уверенный в своём грандиозном успехе у левкадийской публики, пересекал Тимн весь материк. Но не слава – плен ждал его впереди. Когда фиванские путешественники попали наконец на остров, там вовсю разбойничали киликийские пираты. А дальше – делосский невольничий рынок, где римские работорговцы осматривали и ощупывали его, словно породистого жеребца; потом – вилла в Сиракузах, где господин заставлял его выступать с пением на симпосиях* ночи напролёт...
- За неповиновение меня били, но не до крови – господин боялся испортить товар, который выставляют, как говорится, лицом. Ведь на мне должны были отдыхать глаза возлежащих за трапезой гостей... – Ещё недавно такой гордый, потом охваченный гневом, сейчас Тимн казался человеком, перенёсшим десятки лет страданий и обид.
Что ж, он и в самом деле рано окунулся в море человеческих страданий, рано подвергся тяжёлым испытаниям, и ныне, почти ещё мальчик, во многом похож на зрелого мужа, - думала Сильвия, искоса с любопытством разглядывая беотийца.
У неё вдруг родилось странное чувство: ей хотелось и пожалеть Тимна как ребёнка и вместе с тем самой покориться его силе, ощутить свою беззащитность.
- Расскажи, как ты попал к Коринне? – спросила Сильвия, полагая, что её влечёт к беотийцу в большей мере из-за его таинственной покровительницы.
