- Он – вольноотпущенник, - заключила Сильвия. – А это значит не то же, что раб. Иными словами, ты, Ветурий, не имеешь над ним никакой власти. Приказывать ему, как и принимать другие решения на этой вилле, могут только два человека. Моя мать и, разумеется, я!
Ветурий хотел что-то сказать, но промолчал и лишь посмотрел на Сильвию в упор долгим немигающим взглядом.
Надо сказать, он редко моргал и эта странная особенность придавала ему сходство (оно также было в чертах его лица: круглые жёлтые глаза, кривой загнутый книзу нос, скошенный подбородок) с птицей. Птицей-стервятником, если учитывать его нрав и повадки.
Сильвия храбро выдержала этот жуткий взгляд (что стоило ей лихорадочной дрожи в коленках) и, гордо вскинув голову, отошла.
- Ты уже определила его обязанности на вилле? – спросила, догнав её, Анния и кивнула в сторону беотийца.
Тот сидел, прислонясь к стене, и тяжело дыша, закутывал свои ноги с ужасными следами острых собачьих зубов какими-то лоскутьями. Стоило взглянуть на сгрудившихся над ним рабов – и вопрос о происхождении этих повязок отпадал. Туника одной из рабынь (из тех, что молотили в амбаре зерно) заметно укоротилась и теперь её рваные края придавали облику девушки жалкий вид.
- Мне кажется, в таинства Эвтерпы* меня может посвятить лишь тот, кто сам владеет этим искусством в совершенстве, - ответила Сильвия. И заметив недоумение на лице матери, пояснила: - Я беру беотийца себе в учителя...
Увидев, что Сильвия направилась к нему, Тимн попытался подняться на ноги. Но судя по гримасе, исказившей его лицо, это причинило ему немалую боль.
- Сейчас тебя перенесут в дом, где Дамид, наш врач, осмотрит твои раны и позаботится о тебе до полного исцеления, - сказала ему Сильвия и, повернувшись к рабам, сделала знак рукой.
- Я цел и не нуждаюсь в чьей бы то ни было заботе, - неожиданно жёстко перебил её Тимн и упрямо сжал губы.
Косая чёлка прикрывала его брови, но Сильвии показалось, что они сошлись у переносицы – таким суровым был брошенный на неё исподлобья взгляд тёмных, глубоко посаженных глаз.
- Но ты же понимаешь, что тебе не обойтись без целебной мази? – настаивала Сильвия.
- Говорю же: я вовсе не беспомощен.
- Да ты посмотри на свои ноги! Ты не то что идти – и подняться без посторонней помощи не сможешь!
Беотиец какое-то время молчал, видимо, обдумывая ответ. Гордость эллина не позволяла ему сразу принять предложение римлянки.
Она же пожала плечами, удивлённая его глупым упрямством, и хотела было последовать за Аннией, как вдруг Тимн удержал её за руку. И – странное дело! – Сильвия неожиданно ощутила, как прикосновение его пальцев отозвалось в ней лёгким трепетом.
- Пусть будет по-твоему, - сказал он, поддавшись уговорам девушки.
Сильвия пошла к дому, но потом остановилась и обернулась, поджидая Тимна. Руки юноши тяжело легли на плечи рабов – ковыляя, он делал ужасные гримасы: каждое движение причиняло ему нестерпимую боль.
Не было ничего удивительного в том, что право последнего слова в разговоре Ветурий оставил за собой.
Преградив Тимну дорогу, он зловеще оглядел его с головы до ног и процедил сквозь зубы:
- Думаешь, тебе это даром пройдёт? Ошибаешься... Ты унизил меня на глазах у сброда, которым я здесь управляю. Я же никогда не забываю обид, кто бы их мне ни причинил: раб, вольноотпущенник или свободный гражданин... Тебе понадобится совсем не много времени, чтобы понять, кого из рабов в Приюте Сильвана называют господином.
